Правосудие в правовом государстве. Реформа судебной системы

Скандинавская модель экономики является одним из вариантов социально-ры­ночного хозяйства, т. е. предполагает довольно значительную роль государства в экономике, особенно с точки зрения социальной защиты населения.

Во многом такая модель связана со скандинавской исключительностью: стра­ны Северной Европы стояли в стороне от многочисленных войн и революций, сотрясавших Европейский континент. Здесь зародился капитализм принципиаль­но иного типа, чем в остальной Европе, поскольку экономическое развитие Скан­динавских стран шло по пути консолидации общества, компромисса между коро­ной, дворянством, буржуазией и крестьянами. Социально-экономические сдвиги не сопровождались насилием, властям всегда удавалось поддерживать баланс в обществе. В Северной Европе были созданы и чрезвычайно выгодные условия для накопления капитала, поскольку с середины XIX в. Скандинавские страны не участвовали в войнах, объявив себя нейтральными.

В 1930-е гг. к власти в странах Скандинавии приходят социал-демократы, ко­торые начинают проводить экономическую политику, сочетающую рыночную ориентацию национального хозяйства и высокую степень социальной защиты населения. Целью социал-демократов стало построение общества нового типа, достижение идеала, провозглашенного социалистами и российскими большеви­ками, но принципиально иным способом. Социально ориентированная экономика, по замыслу скандинавских социал-демократов, строится не через насилие, рево­люции и социальные катаклизмы, а мирным ненасильственным путем в процессе длительных, постепенных реформ на базе компромисса между различными поли­тическими силами и группами, а также их интересами.

Скандинавский социализм - это рыночная экономика смешанного типа с гос­подством частной собственности, парламентаризм в политике (плюрализм и демократия), зрелость социальной инфраструктуры. В сущности, данная модель экономики сочетает в себе лучшие черты капиталистического и социалистически путей развития. Основой скандинавской экономики остаются частная собственность, индивидуальное предпринимательство. Доля частного сектора в экономике составляет около 85%, а на долю государства соответственно приходится менее 15%. Основной задачей государства в скандинавской модели экономики является отнюдь не национализация частного капитала, не прямое вмешательство в экономику, а перераспределение созданного сильным и эффективным частным сектором совокупного общественного продукта.

Особое отношение социал-демократии к частной собственности можно понять высказывания бывшего премьер-министра Швеции Улофа Пальме: «Зачем резать курицу, несущую золотые яйца?», т. е. обобществлять эффективный конку-рентоспосо6ный частный сектор, если можно контролировать процесс перераспределения доходов, создаваемых в частном секторе. Основной смысл скандинавской модели заключается в сохранении различных и равноправных форм собственности (частной, государственной, коммунальной, кооперативной) с абсолютным преоб­ладанием частной собственности. Государство в такой системе не владеет, а распо­ряжается средствами производства, перераспределяя через налоговую систему до­ходы, полученные в частном секторе экономики. Государство также осуществляет весьма строгий законодательный контроль за деятельностью частного бизнеса, сле­дит за соблюдением законов, принятых с учетом интересов всех членов общества. Финансовой основой скандинавской социал-демократии является государствен­ный бюджет, предполагающий достаточно высокий уровень государственных расходов, для финансирования которых установлен довольно высокий уровень налогового бремени. В частности, в Швеции, Норвегии и Дании налоги составля­ют 52-63% ВВП, в Финляндии и Исландии - 33-36% ВВП. Еще совсем недавно максимальные налоговые ставки в Швеции составляли 90%, но и сейчас их уро­вень в 55% для индивидуального подоходного налога является одним из самых высоких в Западной Европе. Таким образом, государственный сектор скандинав­ской экономики - это отнюдь не тотальное государственное регулирование и конт­роль, полномасштабная государственная собственность, а перераспределение го­сударством ВВП через налоговую систему для достижения принципа социальной справедливости. Доля государственного сектора в распределении ВВП в странах Северной Европы традиционно избыточна: например, в Швеции она составляет почти 70%.

Основными экономическими функциями государства в скандинавской эконо­мике являются разработка долговременной стратегии развития экономики (выра­ботка приоритетов развития национального хозяйства, инвестиционная политика, стимулирование НИОКР, внешнеэкономическая стратегия) и законодательное регулирование предпринимательства.

Социальная направленность скандинавской модели заключается в:

- перераспределительной роли государства в экономике: воздействие на эконо­мику через механизм налогообложения, действие принципа «выравнивания доходов» путем передачи части доходов предпринимателей в пользу трудя­щихся, работающих по найму, социальная защита населения; 1

- активности общества в социально-экономических процессах: на практике во­площается принцип социального партнерства трудящихся, профсоюзов и пред­принимателей;

- экономической политике властей, нацеленной на первоочередное решение социальных проблем, в частности уменьшение количества безработных;

- высокой этике труда и предпринимательской культуре, высочайших мораль­но-этических нормах поведения жителей Скандинавских стран. 2

Сложным взаимоотношениям между правосудием и справедливостью можно посвятить не одну диссертацию, и рамки статьи не позволяют раскрыть даже в общих чертах эту обширную тему. Поэтому рассмотрим здесь только один из ее аспектов: относительность справедливости и ее конфликт с универсальностью, требуемой от правосудия.

В иерархии ценностей, которой руководствуются судьи, справедливость, как правило, оказывается на втором-третьем месте. Судья часто, если не постоянно, стоит перед дилеммой: справедливость или закон, - и порой разрыв между этими понятиями весьма значителен. Да и представление о справедливости у каждого конкретного судьи достаточно субъективно и спорно.

Приведу в пример стандартную ситуацию: бракоразводный процесс с иском о передаче детей одной из сторон. В подобном случае суд обязан руководствоваться интересами ребенка (само по себе весьма туманное понятие, требующее отдельного исследования). Но вот что интересно: если оба родителя живут в одной стране, мы обычно не находим в решениях суда какой бы то ни было предвзятости, но если один из них живет за ее пределами, суд, как правило, предпочтет оставить ребенка в том государстве, судебную систему которого он представляет. Если же отец живет в одной стране, а мать в другой, и в судах обоих государств ведутся параллельные судебные процессы, неизменно оказывается, что каждый из двух судов предпочтет того родителя, который находится по его сторону границы.

Само определение понятия справедливость имеет глубокий цивилизационный, национально-исторический контекст; оно, как модно сейчас говорить, культурозависимо. Так, например, во Франции за последние пятьдесят лет (раньше этого, очевидно, просто не проверяли) не было случая, чтобы осудили мужа, заставшего жену с любовником и лишившего жизни одного из них или обоих, как убийцу. Всегда находится более мягкая статья, ведь супруга так легко понять, особенно если события происходят во Франции. В другой стране, возможно, сказали бы: убийство есть убийство, вне зависимости от его мотивов, и муж должен понести наказание именно за это преступление.

Вообще же тот, кто пожелает узнать, насколько разнятся представления о естественной справедливости в разных странах, может просто пересечь Ла-Манш. Всего семьдесят километров - а каковы различия!

В контексте рассматриваемой темы полезно обратиться к международному праву. Это область представляет особый интерес именно тем, что законодательная сторона в ней куда менее разработана, чем в замкнутой судебной системе конкретного государства.

Судебная система любой страны оперирует понятиями национальные интересы или польза государства. Смысл, который вкладывают в них, может оставаться неизменным в течение долгого времени, периодически обретает новые грани, а порой превращается в свою противоположность. Причем изменения могут быть вызваны как краткосрочным тактическим интересом, так и фундаментальным, продиктованным заботой о будущем страны. Влияние фактора национальные интересы на правосудие в различных государствах неодинаково, но, так или иначе, он привнес в юридическую практику элемент субъективности, волюнтаризма.

Ареной столкновения специфических представлений правовых систем разных стран о справедливости является именно международное право - перекресток, где все они встречаются. Поскольку каждая страна тянет одеяло на себя и убеждена в оптимальности именно своего подхода к правосудию, то в поиске приемлемых для различных государств универсальных правовых норм при несовпадении законодательных систем неизбежен отказ от многих юридических принципов, принятых в одной из них и противоречащих другим.

Так и получается, что именно международное право вынуждено чаще других юридических систем апеллировать к естественному чувству справедливости - и не от хорошей жизни, а от недостатка полномочий и, главное, отсутствия общепринятого корпуса законов. Ведь если каждая страна имеет более или менее цельный юридический кодекс, то международному суду приходится судить… беззаконно. Разумеется, в основу международного судопроизводства положена совокупность межгосударственных соглашений и договоров, но эта база не может выдержать сравнение с полноценной юридической системой отдельной страны. Само право международного суда судить, выносить приговоры и приводить их в исполнение не является самоочевидным. Только согласие суверенных государств признать его решение дает этой институции легитимацию и силу.

Так справедливость превращается в основной, если не единственный, фактор судопроизводства. И здесь возникает философский, скорее даже теологический вопрос, который, при всей своей отвлеченности, оказывается вполне практическим: существует ли вообще объективная справедливость?

Корни международного права уходят в глубокую древность, но нынешний этап его развития начат, несомненно, в 1945-м году, с Нюрнбергского процесса, на котором не только совершилось правосудие, но и были вынесены смертные приговоры, приведенные в исполнение. Удивительный прецедент: казнь на основании справедливости, а не закона! Но какой справедливости? Кто ее определил таковою?

Я обращаюсь именно к этому примеру по двум причинам: во-первых, меня, еврея, трудно заподозрить в симпатии к подсудимым, во-вторых, вопрос о справедливости Нюрнбергского процесса имеет отношение к юридическому аспекту Торы.

Идея привлечения правящей верхушки страны к международному суду основывается на следующих посылках:

1. можно судить не только за нарушение закона, но и за его исполнение и даже за его принятие;

2. можно судить за совершение преступления, не предусмотренного ни одним из известных существующих сводов законов, например за геноцид;

3. закон может быть преступным.

Кстати, отрицание правомочности этих посылок и было генеральной линией защиты в течение всего процесса. Что же противопоставило этому обвинение?

Представим себе, что государство А объявляет войну государству Б, оккупирует его и принимает решение: каждого десятого гражданина страны Б в устрашение расстрелять. Парламент проводит соответствующий закон, в полном соответствии с принятой процедурой, и утверждает его большинством голосов. Подсудна ли подобная практика, и если да, то на каком основании?

Обвинение, представлявшее страны коалиции в Нюрнберге, в качестве решающего аргумента в пользу правомочности самого процесса выдвинуло тезис о существовании некой объективной, естественной справедливости. То есть при принятии преступного решения неважно, соблюдены ли формальности, заседал ли парламент, каким большинством оно принято, что считал при этом Конституционный суд и прочие инстанции. Есть высший закон - в данном контексте неважно, какой именно, - который стоит над частными законодательствами стран и их легалистской практикой. Этот закон, даже если он и не сформулирован и не записан, а существует только в интуитивном чувстве справедливости, присущем человечеству, может служить основанием для судопроизводства и даже привести к смертной казни. Сегодня, полвека спустя после Нюрнберга, эта идея стала не только юридической нормой, но и частью общечеловеческого консенсуса. А ведь это отнюдь не юридический подход - скорее, теологический.

Эта идея важна еще и потому, что законы страны могут, не всегда логично или справедливо, но кардинально меняться. В Израиле в пятьдесят первом году некто предстал перед судом по незначительному уголовному обвинению. Судебный процесс подошел к концу, к тому этапу, когда защитник оспаривает не сам факт вины, а лишь суровость приговора. И тут прокурор извлек из папки документ и зачитал его: у подсудимого, оказывается, есть уже одна судимость, да какая! В сорок седьмом году он был судим за участие в террористической организации. Судья неожиданно прервал речь прокурора и сказал: я тоже был членом этой террористической организации. Речь шла о Хагане, действовавшей против британских мандатных властей в Палестине. В сорок седьмом году она была в подполье, но во время описываемого суда ее руководство уже было, фактически, руководством страны!

Еще один пример. В социалистической Венгрии один еврей был арестован и судим по обвинению в сионизме. Политическая полиция этой страны была печально известна своими методами даже в рамках социалистического лагеря. Следователь попался старательный, еврей перенес страшные пытки и получил семь лет. Отсидев, репатриировался в Израиль. Однажды, идя по улице, он встретил… своего следователя. Бывший зэк подал против него судебный иск в установленном законом порядке. За что судить? Обвиняемый действовал по закону, в интересах государства, которому тогда служил. Судить за бесчеловечность? За преследование евреев? Сионистов? Как соотносятся справедливость и закон в таких случаях, со сменой режима? Чему отдать предпочтение, чем руководствоваться при этом?

В Торе можно найти ответ на эти вопросы. И сказал Всевышний: “Вопль [жалующихся] на Содом и Гоморру стал велик, и грех их [жителей] очень тяжел. Сойду и посмотрю: если они поступали так, как [слышу Я] в вопле [жалующихся] на них, восходящем ко Мне, тогда - конец им! Если же нет - узнаю” (Брейшит, 18:20,21). В нашей традиции много внимания уделяется законам Содома, их бесчеловечной рациональности и жестокости. В этом городе судили по закону! Результаты проверки Всевышним нам хорошо известны.

Более того, во времена Ноя Творец решил, что законы, установленные людьми, бесчеловечны. Он послал на землю очищающие воды потопа - с тем, чтобы исчезли те, кто совершает преступление по закону .

Справедливость существует, она выше формального закона, принятого людьми. В состоянии ли человек найти ее путем размышлений или интуитивно?

Может быть, мы должны оставить это Судье всей земли? Вопросы эти сложны и всегда будут в определенной мере открытыми, но направление поиска очевидно.

Ольга Чернова

Патология, вроде инфекции в организме, - вот на что похож уголовный процесс по делу об устроителях и организаторах кощунственной акции «Осторожно, религия» в Музее им. Сахарова.

С 14 по 18 января 2003 г. в тишине московского дворика на Земельном Валу осуществлялась преступная экстремистская акция публичного осквернения православных святынь. Правоохранительные органы - безмолвствуют, в газетах – краткие анонсы, вяло стекается публика…

Этот комбинированный маразм продолжался бы и дальше, но был остановлен группой православных христиан, которые сломали и как могли, закрасили орудия преступления.

И здесь, наконец, срабатывает аварийное отключение системы, вернее, её включение.

Но организм тяжело болен и стрелка датчика зашкаливает в противоположную сторону. За преступников принимают честных граждан, прекративших преступление, защитивших закон при бездействии властных структур.

Более полугода ушло на то, чтобы добиться прекращения уголовного дела против алтарников и заняться настоящими преступниками. Еще раньше Таганская межрайонная прокуратура Москвы, заваленная заявлениями от потерпевших лиц, отреагировала на обращение депутатов Госдумы к генпрокурору и в феврале 2003 года возбудила уголовное дело против экстремистов по ст. 282 УК РФ (действия, направленные на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды, унижение национального достоинства, а равно пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, национальной или расовой принадлежности, если эти деяния совершены публично или с использованием средств массовой информации).

В июне 2004 года начался суд над кощунниками. За это продолжительное время в стране, зараженной духовным иммунодефицитом, происходит многократное повторение указанного преступления в различных галереях. Это и Москва с её выставочными залами, и Санкт-Петербург с Русским музеем, и Нижний Новгород и многие другие города, ставшие плацдармами для демонстрации нечисти, которую наши благочестивые предки молча прихлопнули бы на месте её возникновения.

Нам же в наследство от предков остались лишь каркасные детали от полноценного ранее государственного устройства. Разрозненные, подвергшиеся глубокой коррозии, они все же содержат традиционные конструктивные элементы и принципы, и потому способны сохранить общество от распада. Среди них глава 29 Особенной части УК РФ, где рассматриваются преступления против основ конституционного строя и безопасности страны. Здесь помещается статья, которой могло бы уже и не быть, как многих других, но она все еще есть. И Самодурову, директору музея, где совершилось кощунство, предъявлено обвинение по этой статье.

Итак - суд идет. И в ходе судебного следствия невольно самими преступниками без всякого давления озвучивается «идея выставки». Эта идея стара, как сам дьявол, который голосом бесноватых на отчитке рычит: «ненавижу Церковь, ненавижу Православие». Позиция Церкви и в этом процессе, и в целом, с первого дня Её существования во времени, от мучеников до Новомучеников, и до конца земной истории, она неизменна – это поступок алтарников. Эта позиция не нуждается в юридической поддержке, но государство, поддерживая её, продлевает себе жизнь, а своим гражданам предоставляет возможность не лишиться Жизни Вечной.

И нет нужды вслушиваться в голоса осквернителей и считать их по головам, им несть числа, «они гнусны». Им покоряется либеральный Запад, издавая цветные каталоги кощунств, но мы смотрим не на Запад, а на решение Российской государственной власти по поводу представленного обвинительного заключения.

В нем можно прочесть следующее: «Экспонат Тер-Оганьяна А.С. «Иконы на картоне», представляющий собой восемь икон Христа Спасителя и Матери Божией, выпуска московского производственного комбината «Софрино», на семи из которых, полностью пересекая по горизонтали или по вертикали, большими грубыми буквами сделаны надписи: "REVOLUCIA", "VODKA", "KALASHNIKOV", "RUSSIAN ART", "50%", "LENIN", "1917", а на одной из икон - изображение серпа и молота».

На заседаниях в Таганском суде они нагло разглядывают верующих, фотографируют нас, но мы не смотрим на них, не смотрим на Самодурова и подобных ему. Наше внимание обращено на решение судьи, за спиной которого – герб столицы Российской Федерации с изображением вмч. Георгия Победоносца.

1 октября в Москве началась Всероссийская конференция по вопросам саморегулирования судебной деятельности, организованная Общественной судебной палатой. В связи с этим президент специализированной Общественной палаты рассказал о недостатках отечественного правосудия и направлениях деятельности этой палаты. Назвав структуру российского правосудия лучшей в мире, он отметил, что профессиональная подготовка судей и контроль качества оказываемых ими услуг нуждаются в совершенствовании. Президент указал на то, что в отсутствие саморегулирования судейского сообщества путем создания профессиональных ассоциаций, палат и т.п. «легко быть плохим судьей», поскольку вдобавок к неудовлетворительным условиям жизни и работы, а также недостаточному материально-техническому обеспечению судей отсутствует внутренний контроль их этики и квалификации со стороны коллег. Функции такого контроля, по словам президента, и намерена взять на себя Судебная палата. Планируется, что она же будет инициировать и контролировать разработку стандартов, протоколов и методических рекомендаций для судей в соответствии с принципами доказательного правосудия, контролировать качество работы судей, разработав с этой целью систему защиты истцов и ответчиков от судебных ошибок и защиты судей от необоснованных претензий путем проведения независимой профессиональной экспертизы. Президент подчеркнул, что Судебная палата в своей деятельности не противопоставляет себя Минюсту. Она лишь пытается «разделить ответственность с исполнительной властью в части деятельности», касающейся поддержания профессионального уровня судей, защиты их интересов и контроля качества правосудия. Для этого, по словам президента, возглавляемой им палате необходимо передать ряд государственных полномочий. В заключение президент Судебной палаты отметил: «С нами или без нас, сейчас или потом, но единое судейское сообщество в России все равно будет создано. Лучше, чтобы это случилось при нас».

Опережая возможные гневные комментарии, должен попросить прощения у пользователей Гайдпарка! Воспроизведя сообщение о первой Всероссийской конференции по вопросам саморегулирования профессиональной МЕДИЦИНСКОЙ деятельности (см. http://medportal.ru/mednovosti/news/2010/10/01/roshal/?print=True) , я всего лишь изменил вид деятельности этой палаты.

Однако эта, казалось бы, невинная, шутка порождает достаточно серьезные вопросы. Например, такой. Правосудие – это функция государства, направленная на разрешение споров, возникающих между членами общества? Или это такой вид бизнеса?

Если справедливо первое, то кто должен исполнять функцию правосудия: специалисты или чиновники? И, наконец, кто дал право государству разрешать споры, возникающие у народа, точнее, у общества? Если, извините, даже дураку понятно, что общество превыше государства?

Правосудие – это, наверное, государственная услуга по разрешение спорных ситуаций. Не так ли? Ну, не бизнес же это, в самом деле! Ведь если бы правосудие представляло бизнес, то здесь процветала бы конкуренция. А не коррупция. Говорят, правда, что наши судьи независимы. Но как им сохранять независимость, если они видит, кто есть ху?

Если же правосудие имеет статус государственной услуги, то не может не возникнуть закономерный вопрос: нужна ли эта услуга членам общества? ХХТак, может быть, правосудие это и в самом деле власть? Но разве споры решаются силой власти, а не авторитета?

А теперь хотел бы внести на рассмотрение членов Клуба интеллектуалов рацпредложение. Суть его заключается в разделении правосудия на два независимых блока, в каждом из которых будут заняты юристы в статусе экспертов. В нижнем блоке эксперты будут оценивать конкретные спорные ситуации и способы выхода из них. В верхнем – выбирать те способы разрешения конфликтов, которые, с их точки зрения, будут являться оптимальными в сложившихся ситуациях. Однако, зная обстоятельства рассматриваемого дела, эксперты верхнего уровня и понятия не должны иметь, кто именно является сторонами спора. Надзор над работой экспертов обоих блоков могла бы соответствующая государственная инстанция. Например, прокуратура.

Убежден в том, что реализация этого рацпредложения позволит покончить с коррупцией в судах раз и навсегда. Но проявит ли заинтересованность в этом рацпредложении наше коррупциогенное государство?

Государство и общество одинаково заинтересованы в получении воздаяния за свой труд. Но государство может формировать запросы общества и находить достойные пути справедливого и рационального для граждан воздаяния поровну или по справедливости - приводим тезисы выступления проф. Сулакшина на VI-ой международной социологической Грушинской конференции «Жизнь исследования после исследования: как сделать результаты понятными и полезными» (16-17 марта 2016 г., г. Москва).

Опубликовано в научном издании: Материалы VI международной социологической Грушинской
конференции « Жизнь исследования после исследования: как сделать результаты понятными и полезными », 16-17 марта 2016 г. / отв. ред. А. В. Кулешова. - М.: АО «ВЦИОМ»,2016. - С. 681-684.

В Конституции РФ указано, что Россия является социальным государством. Но первый же вопрос, на который нет вразумительного ответа - «что такое справедливость, социальная справедливость»? . Как должно выглядеть устроение страны, в которой реализована эта самая социальная справедливость в современных условиях и в перспективе - на языке устройства всех институтов, функций, процедур, механизмов государства?

Справедливость - это что? Это психологическое ощущение человеком соответствия его представлений о должном и воздаваемом ему.

Должного кому и воздаваемого кому? Субъекту. Их три. Поэтому на уровне индивида - это мое личное психологическое ощущение соответствия того, что я считаю для себя достойным с точки зрения воздаяния (со стороны соседей, со стороны общества, со стороны государства), и реально воздаваемого. Если они совпадают, то у меня ощущение справедливости, я психологически комфортен. Ровно такая же картина - на уровне группы. С обществом - то же самое. Оно выбирает свои критериальные ценностные формулы и с ними соотносит, что такое должное и что такое реально воздаваемое обществу.

Активно-деятельностное начало этого определения порождает как минимум две технологии достижения справедливости. Можно работать над приведением воздаваемого в соответствие с ожидаемым. Это, например, рост материального вознаграждения. Но можно и наоборот. Изменять представление Субъекта о должном. Это уже, в итоге, возможность снижения материального вознаграждения. А справедливость будет достигнута в обоих случаях. Сразу открывается проекция на принципиальную возможность достижения справедливости в обществах и государствах совершенно различного уровня материального благополучия.

Когда они совпадают должное (ожидаемое) и воздаваемое - это справедливо, когда они не совпадают - несправедливо. При этом ожидаемое - откуда берется? Прежде всего, это ментальная сфера. Человек для себя формулирует какую-то норму ожидаемого, потому что у него есть набор обязательных потребностей для жизни, потому что он прошел некое воспитание, у него есть некие традиции, культура, в том числе культура потребления, потому что есть ценности и идеология. Потребляй или, наоборот, не стяжай (рис. 1).

Рисунок 1. Справедливость - это равенство ожидаемого и воздаваемого. Несправедливость - неравенство.

Культура потребления, нравственные принципы, которые человека делают человеком с точки зрения его запросов, - к этому имеют прямое отношение государственные механизмы (рис. 2).

Понятен и тривиальный сюжет: воздаваемое надо наращивать. Так говорили теоретики коммунизма: «Создаем материально-техническую базу коммунизма. Группу, А (средства производства) делаем опережающей в развитии. Будет светлое будущее, когда будет всем по потребностям. Но для этого надо создать материальные условия». Следующая из схемы, логическая иррациональная активно-деятельностная постановка: уменьшать воспитанием сверхожидаемое, делать его адекватным ценностному идеологическому концепту и наращивать ресурсные возможности по воздаваемому. Это тоже государственная забота .

Рисунок 2. Конструктная связь справедливости и устроения государства

Поскольку справедливость - это психологическое ощущение соответствия, то на это ощущение влияет не только материальное потребление, но еще и кооперационные, нематериальные обстоятельства. Ты можешь недоедать, но ты можешь ощущать себя счастливым и в состоянии справедливости, если общество будет отдавать тебе должное в виде уважения, в виде почестей, в виде признания твоих заслуг. В Советском Союзе это очень мощно использовалось. «Слава труду», почетные грамоты, ордена, доски почета, «ветеран труда». Не только в СССР, в концепте фирма-семья в Японии, например. Люди, сопоставляя материальную компоненту в равенстве с нематериальной компонентой (они всегда во взаимодействии), могут дефицит компенсировать моральным инструментом. И это вовсе не презрительный субститут, как часто интерпретируют советскую практику. Это гораздо более рациональная и основательная схемная конструкция.

Что государство для достижения равенства в выдвинутом уравнении должно иметь? Во-первых, знание причин и факторов психологического состояния человека. Чтобы что-то делать, воздействовать так или иначе, надо знать, по поводу чего воздействовать. Значит, законные интересы и потребности всех людей и групп государство обязано знать. Второе: оно (с оговоркой «законно») обязано достигать равенства должного и воздаваемого по поводу каждого из интересов или потребностей. Для этого у него должны быть все перечисленные институты и ресурсы. Видим, как рождается конструктная идея устроения государства.

Все, что в стране создается для потребления, управляется государством. И оно либо удовлетворяет узкую группу частных собственников (как в нашей стране сейчас), либо оно удовлетворяет интересы большинства населения, что мы будем считать путем реализации социальной справедливости. Но для этого оно должно видеть эти группы, видеть их интересы и выдвигать и реализовывать очень важный принцип.

Мы говорили о том, что в материальной сфере могут быть развилки: всем поровну или всем принципиально не поровну. Почему не поровну? Например, потому, что государство может учитывать заслуги: отложенный труд человека, который отдал, а потом ожидает за него некое воздаяние. Пенсия - это простой пример: но и дифференциация пенсий, какие-то надбавки и так далее. Тут и тема наследства, и тема иной ренты.

Кроме человека, группы и общества есть еще один субъект - государство. Касается ли его тема социальной справедливости? И вообще, применима ли к государству эта сугубо антропоморфная материя и характеристика? Считаю, что да, касается. Потому что, как у общества есть потребности получать отдаваемое человеком или группой (т. е. ожидаемое обществом и от группы, и от человека), так и у государства есть тоже.

Что это такое? Это безопасность (священный долг защиты Отечества или косить от армии), производство благ (труд или, наоборот, тунеядство, воровство и криминал), вклад в культуру, в традиции, в идеологии, в социальные уклады, порядки, т. е. в то неформализованное пространство, которое тоже управляется и человеком, и группой, и обществом. А коль скоро единственный субъект, который стоит над всем многообразием, различием дифференцированного сообщества, - это государство, то у него тоже должен возникнуть целый ряд ожиданий от человека, группы и общества, которые они либо реализуют, либо нет.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Сулакшин С. С., Багдасарян В. Э., Виллисов М. В. и др. Нравственное государство. От теории к проекту / под общ. ред. С. С. Сулакшина. М.: Наука и политика, 2015.

Алейников Б. Н. Социальное государство и собственность // Государство и право. 2008. № 1.

Национальная идея России: в 6 т. Т. 1 / под ред. С. С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012.

Гончаров П. К. Социальное государство: сущность и принципы // Вестник Российского университета дружбы народов. 2000. № 2. (Сер. «Политология»).