100 самых известных русских эмигрантов. Вклад Русской эмиграции в мировую культуру. Русская диаспора и русская эмиграция в XXI веке

Предметом нашего исследования являются история и основные закономерности христианской деятельности русской эмиграции после 1917 года. Процесс эмиграции шел неравномерно, в определенные периоды времени на постоянное место жительства за границу выезжали значительные массы людей, в другие периоды потоки эмиграции по разным причинам “иссякали”. Рассмотрим подробнее эти потоки (волны эмиграции), обращая особое внимание на их отношение к христианской жизни.

Принято выделять четыре волны русской послереволюционной эмиграции:

Первая (1920-е годы);

Вторая (1940-е годы);

Третья (1970-е годы);

Четвертая (конец 1980-х - начало 1990-х годов).

Однако прежде чем перейти к более подробному рассмотрению этих потоков эмиграции, необходимо упомянуть дореволюционную эмиграцию , которая оказала значительное влияние на религиозную деятельность русской эмиграции в послереволюционное время.

До революции существовали два основных потока русской эмиграции: в Западную Европу и в США и Канаду; во втором потоке особо следует отметить украинцев.

а) Представители русской аристократии и буржуазии, выехавшие из России по различным причинам и после 1917 года оставшиеся за границей. Из этой среды вышло весьма немного духовных лиц, но они могли оказать и часто оказывали значительную материальную помощь церковным общинам за рубежом и занимались иными видами церковной благотворительной деятельности (в частности, помогая неимущим русским эмигрантам в процессе их адаптации к новой жизни за границей).

б) Эмигранты еврейского происхождения (в основном из западных и южных регионов Российской империи), спасающиеся от погромов. Эта часть эмигрантов, как правило, в той или иной степени исповедовала иудаизм и поэтому не имеет прямого отношения к предмету нашего исследования.

в) Эмигранты из Украины (преимущественно из западной части и так называемой Карпатской Руси). Основной причиной их эмиграции обычно считается экономическое стремление к обретению земель в Канаде и в США, однако для их эмиграции были и определенные политические и религиозные причины. В числе политических причин можно назвать противостояние полонизации с одной стороны и русификации - с другой (по­скольку эта часть населения обладала определенным национальным (в частности, языковым, обрядовым и др.) своеобразием и стремилась сохранить его). По религиозной принадлежности эти украинские эмигранты были частью православные, частью католики восточного обряда (униаты). Первые нередко вступали в противоречие с католическим окружением, вторые - как с православной (поскольку они официально считались православными, но отказывались принимать таинства Православной Церкви), так и с латинской католической иерархией, поскольку далеко не все представители традиционного (латин­ского) католичества признавали правомерность как самого использования восточного обряда, так и некоторых его особенностей (в частности, женатого духовенства). Приехав в США и Канаду, они также встретились с неприятием со стороны местных иерархов Католической Церкви, что стало одной из причин массового обращения этой части эмиграции в Православие. Другой, более важной причиной обращения послужила большая миссионерская работа, проводимая православными в Америке. Этой работе оказывали особое содействие бывшие тогда правящими архиереями в Америке епископ Алеутский и Аляскинский Владимир (Соколовский, в Америке с 1887/1888 по 1891 годы), принявший в Православие эту группу верующих, наследовавший ему на этой кафедре епископ Николай (Зиоров, 1891–1898) и архиепископ Алеутский и Северо-Американский Тихон (Бела­вин, будущий Святейший Патриарх Московский и всея Руси, причисленный позднее к лику святых; 1898–1907). Обосновавшись в Америке, эта группа эмигрантов оказывала большое содействие становлению православных общин в США и Канаде. Из ее среды вышли многие видные епископы, священники и богословы Православной Церкви в Америке (Orthodox Church in America), до настоящего времени играющие ведущую роль в руководстве этой Церковью. В качестве примеров современных потомков этих эмигрантов можно назвать предстоятелей этой Церкви Высокопреосвященнейших Феодосия и Германа, митрополитов всея Америки и Канады, заведующих канцелярией Православной Церкви в Америке протопресвитеров Даниила Губяка (бывшего впоследствии настоятелем Московского подворья Православной Церкви в Америке, ученика и последователя видного американского православного богослова протопресвитера Александра Шмемана) и Родиона Кондратика, ответственного секретаря Православной Церкви в Америке по связям с общественностью протоиерея Григория Гавриляка и многих других.

г) Русские духоборы, выехавшие в Америку по ходатайству Л. Н. Толстого. Духоборы, как правило, старались сохранить в эмиграции принятые ими традиции и обряды, жили весьма обособлено и в целом не оказали значительного влияния на духовную жизнь русской эмиграции.

д) Революционеры, сторонники различных русских политических партий и течений, скрывавшиеся от преследования властей (в основном в Западной Европе), незначительная часть которых по различным причинам осталась в эмиграции после революции. Эта группа, как правило, была настроена атеистически, и лишь немногие из нее впоследствии пришли в Церковь.

Первая волна русской эмиграции, как мы отмечали выше, приходится на 1920-е годы. Гражданская война Белой армией проиграна, и многие россияне, по тем или иным причинам опасающиеся преследования со стороны большевиков, вынуждены эмигрировать.

В составе русской эмиграции первой волны можно выделить следующие основные потоки:

а) Эмигранты с Юга России (вместе с отступающими частями армии генерала П. Н. Врангеля). Путь их, как правило, лежал через Константинополь на Балканы (в Югославию, Чехословакию и Болгарию). Затем многие представители этого течения русской эмиграции переехали в Западную Европу (преимущест­венно во Францию), а часть обосновалась в США. Подобным путем проследовал, например, видный русский иерарх митрополит Вениамин (Федченков, в конце жизни, правда, вернувшийся в Россию) и многие другие.

б) Эмигранты с Востока России (вместе с отступающими частями армии адмирала А. В. Колчака). Многие из них попали в Китай, а после китайской революции были вынуждены выехать в Австралию. Незначительная часть этого потока осталась в Австралии, а большинство переехало в Америку.

в) Эмигранты с Запада России, многие из которых невольно оказались в эмиграции в связи с изменением государственных границ (Польша, Финляндия, Латвия, Литва и Эстония стали самостоятельными государствами, Западная Украина и Западная Белоруссия вошли в состав Польши и т. д.). Некоторые из них остались на месте, другие же через Восточную Европу проследовали в Западную; часть их отправилась затем далее, в США и Канаду.

Пути эмиграции ряда представителей этой волны были и иными, но они не носили массового характера.

Религиозная деятельность первой волны эмиграции оказала огромное влияние на духовную жизнь не только русского зарубежья, но и населения самих тех стран, в которых оказались русские изгнанники. В качестве примеров можно назвать создание и деятельность Русского студенческого христианского движения (РСХД), Свято-Сергиевского Православного богословского института в Париже, Института им. Н. П. Кондакова в Праге, Свято-Владимирской Православной духовной семинарии в Крествуде (США), Свято-Троицкой Православной духовной семинарии в Джорданвилле (США) и многие другие.

Приведем некоторые вехи развития религиозной деятельности первой волны эмиграции.

В начале 1920-х годов создается Русское студенческое христианское движение (РСХД). Начало организованному Движению было положено 1–8 октября 1923 года на I общем съезде РСХД в местечке Пшеров близ Праги (Чехословакия).

В 1925 году начинает работу Свято-Сергиевский Богословский институт в Париже, преподавателями которого в разные годы были ведущие православные богословы и религиозные деятели русского зарубежья: епископ (впоследствии митрополит) Вениамин (Федченков), протопресвитеры Борис Бобринской, Василий Зеньковский, Алексий Князев, архимандрит Киприан (Керн), протоиереи Сергий Булгаков, Георгий Флоровский; А. В. Карташев, Г. П. Федотов и другие. Институт окончили или учились в нем митрополит Николай (Еремин), архиепископы Георгий (Вагнер), Никон (Греве), Павел (Голышев), Серафим (Дулгов), Серафим (Родионов), епископы Александр (Семенов Тян-Шанский), Дионисий (Лукин), Константин (Ес­сен­ский), Мефодий (Кульман), Феодор (Текучев), протопресвитеры Александр Шмеман и Иоанн Мейендорф, протоиереи Николай Озолин, Михаил Фортунато, иеромонах Савва (Струве), один из руководителей Русского студенческого христианского движения К. А. Ельчанинов, видные православные богословы П. Н. Евдокимов и И. М. Концевич и др.

В ноябре 1927 года в храме Свято-Сергиевского подворья в Париже была совершена первая литургия на французском языке, а в конце 1928 - начале 1929 годов родился первый франкоязычный православный приход святой Женевьевы (Геновефы Парижской), настоятелем которого был назначен о. Лев (Жил­ле). Первые богослужения проходили в помещении РСХД на бульваре Монпарнас, д. 10, а затем, благодаря содействию П. Н. Ев­докимова, приходу был предоставлен бывший лютеранский храм Святой Троицы в 13-м округе Парижа .

Значительную роль в духовной жизни русского зарубежья сыграло также братство святителя Фотия, действовавшее под омофором Московского Патриархата. В это братство входили братья Евграф, Максим и Петр Ковалевские, В. Н. Лосский и другие.

В составе первой волны эмиграции были представители аристократии, буржуазии, армии, творческой интеллигенции, а также немало выходцев из народа - крестьян и рабочих. Социальный состав этой волны эмиграции представляет интерес для изучения религиозной деятельности русского зарубежья прежде всего в связи со значительным социальным расслоением эмигрантской массы (особенно в первое время). Люди из близких социальных слоев старались держаться вместе, и, как отмечал митрополит Евлогий, описанное социальное расслоение иногда накладывало существенный отпечаток на устройство церковной жизни целых приходов.

Так, в 1925 году общество галлиполийцев в Париже (объеди­нявшее многих представителей военной эмиграции, имевших отношение к этой военной кампании) арендовало помещение для своих собраний и устроило там церковь во имя преподобного Сергия Радонежского. В духовной жизни этого прихода долго имели место нестроения, пока его настоятелем не был назначен отец Виктор Юрьев (будущий протопресвитер), сам бывший галлиполийцем . В другом православном приходе в городе Кламаре под Парижем собрались представители русской аристократии (член учредительного комитета Свято-Сергиевско­го подворья в Париже граф К. А. Бутенев-Хрептович, князья Трубецкие, Лопухины и др.). Духовная жизнь этого прихода стала возрождаться после назначения туда настоятелем пожилого священника Михаила Осоргина, родственника Трубецких, в прошлом кавалергарда, а затем губернатора. Как писал митрополит Евлогий, отец Михаил Осоргин был “среди своих многочисленных родственников в Кламаре <…> как бы патриарх над всем родовым объединением: судит и мирит, обличает и поощряет, а также крестит, венчает, хоронит. Пастырь добрый, евангельский” .

Вторая волна русской эмиграции (1940-е годы) имела одно главное направление: с оккупированных территорий запада СССР в Германию и Австрию (в соответствии с отступлением немецкой армии), а оттуда - в Южную Америку (Аргентина и др.), США и Канаду, но в нее, как и в первую эмиграцию, было вовлечено немало людей. Представителями ее в основном были люди, интернированные фашистской Германией из России во время второй мировой войны. Другая часть этой волны состояла из людей, по различным причинам покинувших Советский Союз с отступающими немецкими войсками. И, наконец, третья, менее многочисленная, часть этой волны добровольно, по тем или иным причинам, приняла решение сотрудничать с Германией в ее войне против Советского Союза, в том числе лица, объединенные в составе так называемой “Русской освободительной армии” (РОА) под руководством генерала А. А. Вла­сова (“власовцы”). Все они справедливо опасались возвращения в СССР, где их с большой вероятностью ожидали жестокие репрессии.

После окончания войны некоторые из указанных лиц по соглашению между державами-победительницами были высланы в СССР и репрессированы. Желая избежать репатриации, представители второй волны эмиграции покидали Европу и в конце концов осели в Южной Америке (Аргентина, Чили и др. страны), в США и Канаде.

Духовное состояние второй волны эмиграции было весьма своеобразным. С одной стороны, эмигранты второй волны в течение длительного времени жили в условиях советского атеистического строя. С другой стороны, многие из них еще помнили религиозную жизнь в дореволюционной России и стремились к восстановлению религиозных устоев. Вторая эмиграция дала русскому зарубежью не много священников и богословов, но значительную массу верующих, пополнивших состав православных приходов в Южной и Северной Америке (преимущест­венно под омофором Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ)). В числе наиболее ярких религиозных деятелей второй волны можно назвать архиепископа Андрея (Рымаренко) и протоиерея Димитрия Константинова.

Сравнивая первую и вторую волну эмиграции, протоиерей Димитрий Константинов отмечает, что последняя, “осев по ряду причин не столько в Европе, сколько на других континентах, стала эмиграцией <…> храмостроительной” . В то же время он подчеркивает, что представители духовной элиты первой волны эмиграции относились ко второй волне с известным пренебрежением, как к «чему-то малоценному, “советскому”, непонятному, невежественному и едва ли не полудикому» .

Третья волна эмиграции (1970-е годы) носила преимущественно политический характер. Ее основу составили лица еврейской национальности, эмигрировавшие в Израиль, ряд правозащитников и диссидентов, подвергшихся репрессиям в СССР (в том числе преследуемых за веру), а также так называемые “невозвращенцы”. Некоторые из них оставались в Израиле, другие перебирались оттуда в США. Совсем немногие направлялись непосредственно в США, и единицы - в Западную Европу.

Духовный уровень христианской части этой волны эмиграции был весьма невысок, однако в условиях эмиграции некоторые ее представители пришли к Богу и стали священниками и богословами. В числе религиозных деятелей третьей волны можно упомянуть, например, священников Илию Шмаина, служившего в Святой Земле и во Франции, а затем возвратившегося на родину, и настоятеля храма Христа Спасителя в Нью-Йорке священника Михаила Аксенова.

Четвертая волна эмиграции началась после перестройки в конце 1980-х годов. Она носила преимущественно экономический характер. Эмигранты 80-х годов ехали в США, Канаду, Западную Европу (преимущественно в Германию) и, по сложившейся традиции, в Израиль.

Некоторые уезжали за границу для получения серьезного классического богословского образования. В качестве примеров религиозных деятелей четвертой волны можно назвать известного богослова иеромонаха Николая (Сахарова), исследователя духовного наследия архимандрита Софрония (Сахарова), и настоятеля храма Сошествия Святого Духа на апостолов в г. Бридж­порте (США) священника Вадима Письменного.

В целом же духовный уровень представителей этой волны примерно соответствовал уровню третьей волны. Так же, как и тогда, люди, далекие от веры, оказавшись в эмиграции, в одиночестве и в отрыве от привычного им уклада, нередко стремятся к русскоязычному общению. Православный храм часто становится не только духовным центром, но и местом регулярных встреч русской общины. Постепенно люди приходят к Богу и включаются в духовный ритм православного богослужения.

В заключение необходимо отметить общую для русского зарубежья тенденцию. Многие потомки русских эмигрантов во втором и особенно в третьем поколении перестают владеть русским языком и, оставаясь православными, в значительной степени теряют духовную связь с родиной своих предков. Один из видных пастырей русской эмиграции протоиерей Борис Старк (1909–1996), представитель первой волны, вспоминает, в частности: “Я знал одну семью в Париже, где дети воспитывались совершеннейшими французами. Все русское было под запретом, даже язык. Родители, на себе испытавшие тиски ностальгии, не хотели таких же мук для своих чад <…> Не берусь осуждать этих людей. Они желали детям только добра, хотели уберечь их от горьких метаний, чтобы они не рвались на утраченный русский берег. Почти все дети, бывшие моими воспитанниками в Русском доме в Париже и оставшиеся там, сейчас уже в самой малой степени осознают себя русскими. А что говорить об их детях!” . В то же время, как было отмечено выше, на Запад прибывают новые эмигранты из России, которые пополняют русскую общину (хотя изначально они в целом весьма далеки от религии), и некоторые из них в эмиграции постепенно находят путь к Богу и к Церкви.

Таким образом, можно видеть, что представители всех волн русской эмиграции нашли свое место в религиозной жизни русского зарубежья. Религиозная деятельность во все времена была и остается важной составной частью жизни русской эмиграции.

Бер-Сижель Е. Первый франкоязычный православный приход // Альфа и Омега. 2002. № 3(33). С. 326, 330, 332.

Константинов Д. В. Через туннель XX столетия / Под редакцией А. В. Попова . (Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. III). М., 1997. С. 363.

Интервью с протоиереем Борисом Старком // Переписка на исторические темы. Сб. статей. М., 1989. С. 324.

– В первой половине XX века принято говорить о двух волнах эмиграции. «Первую волну» традиционно связывают с периодом революции и Гражданской войны. Это люди, покинувшие родину самостоятельно, в составе воинских частей, в потоке гражданских беженцев, отступивших за границу с чинами Белых армий, выехавшие за границу вместе с семьей или бежавшие за рубеж нелегально. В составе «первой» волны Россию покинули около одного миллиона человек.

В это число не входят представители русских национальных меньшинств, проживавших на бывших окраинах Российской империи, получивших независимость – они российскую или советскую границу не пересекали, а просто получили новый статус. Некоторые из них всё же отождествляли себя с русской эмиграцией и позднее стали эмигрантами, по разным причинам выехав дальше на Запад, в первую очередь из-за опасения прихода советской власти. Позднее в Зарубежье эмигрантами стали называть и детей, а порой и внуков преимущественно представителей «первой» волны, даже если они родились уже за пределами России – многое зависело от самоидентификации, мироощущения и жизнечувствия каждого конкретного человека.

«Вторая» волна 1940-х годов – это примерно полмиллиона человек, имевших гражданство СССР по состоянию на 22 июня 1941 года, покинувших территорию СССР в годы войны (часть остарбайтеров и военнопленных, не вернувшихся на родину из Европы, беженцы, добровольно выехавшие с оккупированной территории СССР, а также власовцы и другие советские граждане, сотрудничавшие с противником в разных формах, члены их семей) и избежавших послевоенных репатриаций. Сюда же можно причислить несколько тысяч советских военнослужащих и специалистов, перебежавших из советских оккупационных зон стран Европы на Запад во второй половине 1940-х годов. Но абсолютное большинство составляли жители территорий, присоединенных к СССР в 1939-1940-х годах. Доля представителей всех национальных групп, отождествлявших себя именно с российской культурой, в этом потоке была вряд ли больше 100 тыс. человек.

Мы будем говорить о «первой» волне российской эмиграции.

Тут нужно понимать, что русские эмигранты и русские белые эмигранты – это разные категории. Русский эмигрант – это человек, отождествлявший себя с определенной культурной – а в большинстве случаев и религиозной – традицией, независимо от национальных или политических симпатий. Русский белый эмигрант, кроме того, занимал и вполне определенную политическую позицию, часто – энергичную, принципиальную, активистскую , то есть активного неприятия большевистской власти, ее преступлений и противостояния ей – и в той или иной степени связывал себя с Белым движением и традицией национального сопротивления большевикам. При этом далеко не все русские эмигранты, считавшие себя принципиальными политическими противниками большевиков, симпатизировали белым. Так что палитра настроений, оценок, реакций, взглядов была яркой и разной.

Крымский Исход 1920 года, конечно, отличался от Нарвского, Одесского, Новороссийского, Дальневосточного и других исходов. И здесь дело не только в многочисленности – исход русских людей в Маньчжурию тоже был многочисленным. За короткий период пребывания у власти в Крыму и на Юге России в 1920 году генерал-лейтенанту барону Петру Николаевичу Врангелю и его ближайшему соратнику, чье имя гораздо меньше известно нашим современникам, в значительной степени удалось создать модель российской государственности и наглядно показать и современникам, и потомкам – на каких основах и принципах белые собирались созидать и восстанавливать Россию.

Крымский Исход – это конец несостоявшегося русского Тайваня. И очень важно, что Русская Армия, с которой ушли десятки тысяч гражданских беженцев, покинула родину проигравшей, но не побежденной большевиками, что впоследствии причиняло им немалые беспокойства. «Мы вынесли Россию на своих знаменах», – подчеркивал в одном из своих приказов генерал Врангель. В 1920-1921 годах в Крыму и в лагере I армейского корпуса в Галлиполи была создана и укреплена очевидная альтернатива большевистской власти – и военная, и политическая, и социальная, и духовно-нравственная. При этом ведь белые и беженцы, покидавшие Крым 95 лет назад, понятия не имели о том, какой чудовищной ценой Россия и ее народ заплатят за власть большевиков в ближайшие тридцать лет.

– Известны ли точные цифры уехавших?

– По данным генерала Врангеля, на 126 кораблях и судах Крым покинули 145 693 человека. По данным его соратников – подпоручика Владимира Христиановича Даватца и общественно-политического деятеля Николая Николаевича Львова – на 126 кораблях и судах были вывезены до 136 тыс. человек. Порядок цифр представим.

– История не знает сослагательного наклонения, но тем не менее – а если бы не уехали? Могли ли остаться? Что сыграло главную роль в выборе судьбы, какие аргументы?

– Ответ несложный: по моему мнению, Россия за период с конца 1917 года и до весны 1953 года пережила демографическую катастрофу. Всего за 35 лет в нашей стране после установления власти, самоназвавшейся, по выражению Александра Солженицына, «советской», при этой власти , а зачастую и вследствие ее политических и социально-экономических мероприятий – погибли более 50 млн человек .

Эта чудовищная цифра складывается из суммирования основных категорий погибших. Численность каждой из них по отдельности в целом известна и может быть аргументирована либо демографическими расчетами, либо официальной статистикой, здесь мы их только суммируем: 7,5 млн человек – жертвы гражданской войны, 4,5 млн человек – жертвы голода 1921-1922 годов, 6,5 млн человек – жертвы рукотворного голода 1933 года, 0,8 млн человек – «кулаки», погибшие на этапах раскулачивания и в спецпоселках для раскулаченных, примерно 1 млн – «контрреволюционеры» (так называемая «58-я статья»), расстрелянные по политическим обвинениям в 1923-1953 годах, 2 млн – заключенные, погибшие в колониях, тюрьмах, лагерях, на этапах, в изоляторах в 1922-1953 годах, 27 млн – жертвы локальных войн, конфликтов и Второй мировой войны, 1,3 млн – жертвы голода 1947 года и послевоенной борьбы власти с повстанцами.

Некоторые категории установить до сих пор проблематично, например, неизвестны оценки смертности от голода в сталинских колхозах в 1930-е – 1940-е годы по СССР, численность погибших при подавлении антиколхозных восстаний начала 1930-х годов, численность «сактированных» заключенных-доходяг, умерших сразу же после формального освобождения и в статистику смертности в ГУЛАГе не включенных, и т. д. В целом это разве не катастрофа? В какой стране мира всего за 35 лет произошло что-то подобное?

Да, конечно, и в царской России случались катаклизмы, только масштабы потерь несопоставимы. Например, от голода и холеры в 1891-1892 годах при Александре III погибли 375 тыс. человек, интеллигенция говорила: «Царь-голод». По всем составам преступлений, включая уголовные, а также преступления, за которые судили военно-полевые суды, в Российской империи почти за сорок лет, в 1875-1913 годах были казнены, со всеми допусками и преувеличениями, не более 10 тыс. человек – сравните с миллионом расстрелянных «контрреволюционеров». За 30 лет, в 1885-1915 годах в России в тюремной системе гражданского ведомства умерли 126 тыс. человек, это при низком уровне медицины и отсутствии антибиотиков – теперь сравните с двумя миллионами погибших заключенных советских тюрем и лагерей (это без раскулаченных).

А как оценить постоянное принуждение к жизни во лжи и лицемерии, опустошавших человеческие души и убивавших в человеке его духовное самостояние?.. Побуждения к доносительству, к смене убеждений по команде в соответствии с очередным решением партийно-политических органов?.. Нужно было демонстрировать лояльность, энтузиазм, преданность, изображать из себя «беспартийного большевика» – или быть им по убеждениям. Конечно, всё это имело необратимые последствия.

Таким образом, если бы не уехали – результат предсказать нетрудно. Особенно если учесть, что, например, на Среднем Урале в рамках репрессивной политики бывшим чинам Белых армий выносили смертные приговоры в том числе с формулировкой «в будущем для советской власти – пользы не принесет» . Иван Алексеевич Бунин в своей знаменитой речи 1924 года ответил на вопрос, почему не остались: «Мы так или иначе не приняли жизни, воцарившейся с некоторых пор в России, были в том или ином несогласии, в той или иной борьбе с этой жизнью и, убедившись, что дальнейшее сопротивление наше грозит нам лишь бесплодной, бессмысленной гибелью, ушли на чужбину» .

– Можно ли хотя бы приблизительно оценить масштаб потери, которую понесла Россия из-за эмиграции?

– Когда-нибудь это произойдет, когда будут составлены максимально полные поименные базы данных представителей русского образованного класса и мы сможем оценить масштабы потерь, которые были понесены обществом в результате революции, гражданской войны и эмиграции. Но для этого необходимо понимать значение и ценность человеческой жизни и человеческого капитала. Как можно оценить и чем измерить несозданные научные школы и технологии, не воспитанные поколения учеников и студентов, неосуществленные эксперименты и неразработанные теории, ненаписанные учебники, произведения и картины, неснятые кинофильмы, несделанные открытия, незащищенные диссертации и неоткрытые лаборатории…

Как оценить ущерб для правового сознания и общественного воспитания в результате исчезновения русских юристов?.. Как можно объяснить, что ум и таланты таких инженеров-авиаконструкторов как Игорь Иванович Сикорский, Александр Николаевич Прокофьев де Северский, Александр Михайлович Картвели – и сотен других инженеров, реализовавших себя за рубежом, о чем свидетельствуют анкеты Архива Общества русских инженеров – уникальны?..

Питирим Александрович Сорокин создал целый социологический факультет в Гарварде. Какой финансовой мерой можно измерить это интеллектуальное достижение, потерянное для России?.. А в каких единицах оценить многолетнюю работу кафедры истории русской культуры, работавшую под руководством Федора Августовича Степуна в Мюнхенском университете?.. Подобных примеров читатели и сами могут привести более чем достаточно.

– Если попытаться найти в трагедии эмиграции положительные моменты – были ли они? Что дала эмиграция России и миру? Известна фраза «Мы увезли Россию с собой». Действительно ли эмиграция позволила сохранить от уничтожения часть русской культуры?

– Если вновь вернуться к парижской речи Ивана Алексеевича Бунина, то он отчетливо сформулировал суть и смысл миссии русской эмиграции: свидетельство о том, что Россия – это не СССР, а русское и советское – диаметрально противоположные, враждебные и несмешиваемые понятия («Можно было претерпеть ставку Батыя, но Ленинград нельзя претерпеть» ); свидетельство о большевизме остальному миру; и – продолжение сопротивления. Да, эмиграция не свергла советской власти. Но, как сказал в одном из своих выступлений литератор и политзаключенный Никита Игоревич Кривошеин, она хотя бы на полчаса приблизила конец советской власти. А полчаса – это очень много.

– Существует множество мифов и стереотипов о русской эмиграции: белая кость, аристократия, монархисты, пропивающие награды в парижских кабаках… Откуда взялось всё это?

– В первую очередь, советский кинематограф.

– А существуют ли фильмы, достоверно, без искажений показывающие русскую эмиграцию? Что стоит смотреть или читать людям, интересующимся темой?

– На мой субъективный взгляд – с художественными кинофильмами пока у нас проблемы. Если говорить о документальном кино, то рекомендую многосерийный фильм петербургского режиссера-документалиста Михаила Львовича Ордовского-Танаевского «Русский Корпус. Свидетельства». Интервью, живые свидетельства, и в первую очередь – тональность, интонации, рефлексия рассказчиков – производят сильное впечатление независимо от личного отношения к их действиям и поступкам.

Если говорить о популярной исторической литературе, то порекомендовал бы начинающим читателям исторический очерк Михаила Викторовича Назарова «Миссия русской эмиграции» (I том). А за консультациями по поводу литературы по отдельным темам и сюжетам истории русской эмиграции можно обратиться в Дом русского зарубежья.

– Отношение эмигрантов к России – каким оно было? Какие настроения преобладали?

– Если говорить о довоенной эмиграции, то многие «сидели на чемоданах» и ждали, когда падет советская власть, чтобы вернуться на родину. В 1920-е – 1930-е годы политически активная часть эмиграции понимала, что на родине происходят огромные социальные перемены и их результаты нужно учитывать. Надежды на механическую реставрацию – власти, собственности, Дома Романовых, привычных форм дореволюционной жизни – вряд ли реалистичны. Поэтому эмиграция стремилась узнать и понять – что происходит «за железным занавесом» и как народ относится к власти. Для сбора информации использовались разные сведения, вплоть до перебросок через границу добровольцев. Большинство из них заканчивались трагично.

Конечно, часть эмиграции ушла в быт, небольшая часть – в той или иной форме – примирилась с советской властью. Были и те, кто не только вернулся, но и пошел служить большевикам в качестве агентов в Зарубежье. Среди самых известных примеров – муж Марины Цветаевой, первопоходник, подпоручик Марковского пехотного полка Сергей Яковлевич Эфрон и муж Надежды Плевицкой, начальник Корниловской Ударной дивизии генерал-майор Николай Владимирович Скоблин.

Но большинство, по крайней мере в Европе, занимали позицию непримиримую, а вот формы этой непримиримости варьировались.

По оценкам британских экспертов, в 1937-1938 годах в Европе проживали примерно 350 тыс. неассимилированных русских беженцев. В 1993 году сын офицера Корниловского Ударного полка Ярослав Александрович Трушнович рассказывал мне об этом так: «В 1934 году в Белграде было как минимум 80 русских организаций, включая Союз рыболовов в 16 человек, который тоже считался политической организацией. Подавляющее большинство военной эмиграции желало драться».

«Русский уголок» Парижа: перед русской церковью на rue Daru воскресным утром (1930 г.?)
(Huntington W. The Homesick Million. Russia-out-of-Russia. Boston, 1933.)

– Острый вопрос – эмиграция и сотрудничество с нацистской Германией. Какие были мотивы, аргументы у сторонников и противников? Сильный ли урон нанесло это «имиджу» русской эмиграции?

– Это большая и сложная тема, о которой скажу коротко. Ликвидация Российской государственности и суверенитета исключались. Думаю, что эмигрантов, которых мы бы назвали русскими национал-социалистами, было немного и они не пользовались серьезным политическим влиянием среди соотечественников. Гораздо больше было политически активных эмигрантов, интересовавшихся результатами социальных экспериментов Гитлера, Муссолини, Салазара 1930-х годов, искавших варианты «третьего пути» по организации общественной жизни и народного хозяйства – между классическим капитализмом и сталинским социализмом. По сравнению со сталинскими колхозами и ГУЛАГом, в котором к 1941 году находилось более 3,3 млн человек, этот «третий путь», «национально-трудовой строй» всё равно выглядел более оптимальным, так как допускал частную инициативу, предпринимательство и крестьянскую собственность на землю без реституции прав помещиков. Но и эти активисты вряд ли составляли большинство.

Думаю, что среди эмигрантов большинство в Европе составляли либо те, кто рассчитывал на то, что в войне между Германией и СССР рухнет власть Сталина, а дальше возможны варианты, либо те, кто занимал нейтральную позицию. Какая-то часть эмигрантов считала, что нужно защищать внешние границы СССР, так как объективно – это российские границы. Другие, вспоминая слова покойного генерала Врангеля, намеревались «идти хоть с чертом против большевиков при условии, что этот черт не сможет оседлать Россию».

Генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин считал, что нужно ориентироваться на англо-французских союзников, которые разобьют Гитлера, а затем и Сталина. Он принципиально и решительно отвергал участие в войне на стороне Германии, но ни на йоту не изменил своего отношения к большевистскому режиму и в 1946 году писал: «Ничто не изменилось в основных чертах идеологии большевиков и в практике управления ими страной. По-прежнему в СССР задушены слово и мысль; по-прежнему царит там потогонная система крепостного труда, а в концентрационных лагерях томятся на каторжных работах миллионы безвинных людей; по-прежнему доносы, сыск и провокация являются обычными методами советского правления, “стенка” – излюбленным средством расправы, а страх, всеподавляющий, животный страх – основным оплотом советского правопорядка. По-прежнему народы богатейшей в мире страны – нищи, безгласны, бессудны и бесправны. Этого не знает только тот, кто знать не желает». Вместе с тем Деникин со своей принципиальной позицией в годы войны оказался в меньшинстве.

Генерал-майор Антон Васильевич Туркул полагал, что русские эмигранты должны поддерживать тех «подсоветских» людей, которые поднимут трехцветный флаг и бросят вызов Сталину. В эмиграции в 1930-е годы нашла отклик точка зрения журнала «Часовой» и Национально-трудового союза о том, что такие люди найдутся и выйдут они из рядов Красной армии – в знак протеста против коллективизации и голода 1933 года, унесших миллионы человеческих жизней.

Генерал-лейтенант профессор Николай Николаевич Головин утверждал, что даже если – вопреки здравому смыслу – Германия будет вести против СССР колониальную войну, у нее никогда не хватит сил и ресурсов для того, чтобы оккупировать и удержать под своим контролем такую огромную территорию. И так далее. Мнений и вариантов действий предлагалось много.

На практике в 1941-1945 годах примерно 14-15 тысяч русских эмигрантов несли военную службу на стороне Германии, в том числе многие генералы и белые воины, включая, вероятно, несколько тысяч офицеров, а также Георгиевские кавалеры, офицеры службы Генерального штаба, герои и участники Первой мировой войны.

Участвовали в Сопротивлении и служили в войсках союзников сотни русских эмигрантов, может быть – несколько тысяч максимум. Но белых воинов среди них было несопоставимо меньше. Один из самых известных из них – Л.-гв. штабс-капитан конной артиллерии Игорь Александрович Кривошеин, участник французского Сопротивления и узник Бухенвальда. В 1947 году французские власти депортировали его вместе с семьей из Франции. В итоге он репатриировался в СССР, в 1949 году был арестован органами МГБ и осужден на десять лет за «сотрудничество с мировой буржуазией». В 1954 году его освободили, а выпустили из СССР обратно во Францию лишь в 1974 году.

Особая история – служба белых воинов во власовской армии. Из 35 генералов власовской армии – более половины участвовали в Белом движении, среди полковников, подполковников и войсковых старшин их доля превысила четверть. Бывшие чины Белых армий преобладали на должностях командиров частей и соединений. Кроме офицеров Русского Корпуса и Казачьего Стана, они дали власовцам корпусного, дивизионного и как минимум пять полковых и четырех батальонных командиров.

Конечно, были и эмигранты, сохранившие в годы войны нейтральную позицию. Судить об ущербе «имиджу» эмиграции мне здесь трудно – гражданские войны за 25-30 лет не заканчиваются, а эмигранты считали, что они ведут свою гражданскую войну. Эту точку зрения либо можно принять, либо отвергнуть, а оценки поступков в любом случае будут индивидуальны, и вряд ли когда-либо они станут единодушными. Поэтому предлагаю оценить аргументы и мотивы участников событий самим читателям, посмотрев на досуге вышеупомянутый фильм Михаила Ордовского-Танаевского.

– Что изменилось для эмигрантов после крушения советского строя?

– Или – что не изменилось?.. Эти вопросы лучше задать самим эмигрантам. Если коротко – было очень много надежд. Борис Степанович Брюно, кадет Владикавказского кадетского корпуса, в 1991 году говорил мне, что будущее России зависит от того, найдутся ли хорошие священники, хорошие учителя и хорошие офицеры. Кто и что хотел увидеть в постсоветской России?.. Для одних – самым важным оказались границы, собирание земель и территорий вокруг Российского государства. Для других – главное волнение и опасения связывались с сохранением советского наследия, мавзолея и новым витком сталинославия. Для третьих – важнейшую роль имеет место России в окружающем мире – или отстраненность и дистанцированность от этого мира. Но многие сердечно и искренне, несмотря на преклонный возраст, ринулись помогать и посильно служить, издавать на свои крошечные пенсии книги, журналы, воссоздавать разрушенные храмы… Единицы переехали и вернулись на родину. Но нужно понимать, что после революции 1917 года прошли три поколения, и русская эмиграция в 1990-е годы была совсем не такой, как в 1950-е – 1960-е.

– Что сегодня представляют из себя эмигрантские общины? Насколько ассимилировались или, наоборот, сохранили национальную идентичность?

– На мой взгляд, Русское Зарубежье, о котором говорил в своей парижской речи Иван Алексеевич Бунин в 1924 году, стало неотъемлемой частью российской истории и культуры еще в конце прошлого века. Всего один красноречивый пример: в эмиграции уже давно не отмечается памятными богослужениями, собраниями и выступлениями 7 ноября – годовщина захвата власти большевиками в России, День Скорби и Непримиримости, когда-то объединявший практически всю эмиграцию.

– Травма в общественном сознании, как последствие раскола и Исхода – она уже залечена или еще нет? Переживаем ли мы сегодня последствия? Какие?

– А вы полагаете, что раскол и Исход 1920 года кого-то всерьез заботят?.. Они вполне будут скоро забыты. Помирят непримиримое. В этом смысле боюсь, что мы стоим перед лукавым искушением. Мы давно отказались от серьезного и честного разговора о собственном прошлом – о большевизме и его цене. Мы всё пытаемся соединить ГУЛАГ, колхозы, НКВД и миллионные жертвы – с исторической Россией. При необходимости в один ряд поставят и Дзержинского, и Бунина, и Сталина, и митрополита Антония (Храповицкого).

Зачем нужно было устраивать перезахоронение в России Вдовствующей императрицы Марии Федоровны? Чтобы везти ее останки мимо памятников убийце ее детей и внуков?..

Зачем нужно было устраивать перезахоронение в России генерал-лейтенанта Антона Ивановича Деникина и Ивана Александровича Ильина?.. Чтобы и далее без тени смущения прославлять Сталина и «счастливую колхозную жизнь» с трудоднями в виде палочек в колхозном табеле?..

Русская эмиграция всегда считала себя голосом свободной России – в словах, делах, мыслях, в устроении церковной и приходской жизни, в творчестве и молитве, в отрицании большевистской несвободы, губительной для человеческого духа. Но разве не новой несвободы ищет современная Россия? И следовательно – для чего нам такой богатый и разный эмигрантский опыт, если нуждаемся мы только в эмигрантских раритетах, чтобы улучшить свой имидж?..

Русского Зарубежья больше нет. Следовательно, нет и эмигрантского неприятия советской власти, а те эмигранты и их потомки, которые остались – не все , слава Богу, но многие с нею теперь предпочитают соглашаться, не замечая или не желая замечать тревожные события и факты. И они, и мы, по-моему, разучились в значительной степени различать духов – и видеть разницу между русским и советским. Между большевизмом и Россией.

Нынче мы постепенно и успешно приватизируем остатки Зарубежной России, включая архивы, документы, экспонаты – и даже в отдельных случаях останки – лишь бы ничто нам не мешало и не препятствовало пребывать в историческом беспамятстве, благодушии и равнодушии. Поэтому мы стремимся как можно скорее забыть о том, что национальная эмиграция стремилась хотя бы на полчаса приблизить конец советской власти.

Подготовил Артем Левченко

Первая волна русских эмигрантов, покинувших Россию после Октябрьской революции, имеет наиболее трагичную судьбу. Сейчас живет уже четвертое поколение их потомков, которое в значительной степени утратило связи со своей исторической родиной.

Неизвестный материк

Русская эмиграция первой послереволюционной войны, называемая еще белой, – явление эпохальное, не имеющее аналогов в истории не только по своим масштабам, но и по вкладу в мировую культуру. Литература, музыка, балет, живопись, как и многие достижения науки XX века, немыслимы без русских эмигрантов первой волны.

Это был последний эмиграционный исход, когда за рубежом оказались не просто подданные Российской империи, а носители русской идентичности без последующих «советских» примесей. Впоследствии ими был создан и обжит материк, которого нет ни на одной карте мира, – имя ему «Русское зарубежье».

Основное направление белой эмиграции – это страны Западной Европы с центрами в Праге, Берлине, Париже, Софии, Белграде. Значительная часть осела в китайском Харбине – здесь к 1924 году начитывалось до 100 тыс. русских эмигрантов. Как писал архиепископ Нафанаил (Львов), «Харбин был исключительным явлением в то время. Построенный русскими на китайской территории, он оставался типичным русским провинциальным городом в течение ещё 25 лет после революции».

По подсчетам американского Красного Креста, на 1 ноября 1920 года общее количество эмигрантов из России составляло 1 млн. 194 тыс. человек. Лига Наций приводит данные по состоянию на август 1921 года - 1,4 млн. беженцев. Историк Владимир Кабузан число эмигрировавших из России в период с 1918-го по 1924 годы оценивает минимум в 5 млн. человек.

Кратковременная разлука

Эмигранты первой волны не рассчитывали провести в изгнании всю свою жизнь. Они ожидали, что вот-вот советский режим рухнет и они вновь смогут увидеть родину. Подобными настроениями и объясняется их противодействие ассимиляции и намерение ограничить свою жизнь рамками эмигрантской колонии.

Публицист и эмигрант первой воны Сергей Рафальский по этому поводу писал: «Как-то стерлась в зарубежной памяти и та блестящая эпоха, когда эмиграция еще пахла пылью, порохом и кровью донских степей, а ее элита по любому звонку в полночь могла представить на смену "узурпаторам" и полный комплект Совета министров, и необходимый кворум Законодательных палат, и Генеральный штаб, и корпус жандармов, и Сыскное отделение, и Торговую палату, и Священный Синод, и Правительствующий Сенат, не говоря уже о профессуре и представителях искусств, в особенности литературы».

В первой волне эмиграции помимо большого количества культурных элит российского дореволюционного общества была значительная доля военных. По данным Лиги Наций, около четверти всех послереволюционных эмигрантов принадлежали к белым армиям, покинувшим Россию в разное время с разных фронтов.

Европа

На 1926 год в Европе, по данным Службы по делам беженцев Лиги Наций, официально были зарегистрированы 958,5 тысячи русских беженцев. Из них порядка 200 тыс. приняла Франция, около 300 тыс. – Турецкая Республика. В Югославии, Латвии, Чехословакии, Болгарии и Греции приблизительно проживали по 30-40 тыс. эмигрантов.

Первые годы роль перевалочной базы русской эмиграции играл Константинополь, однако со временем его функции перешли другим центрам – Парижу, Берлину, Белграду и Софии. Так, по некоторым данным, в 1921 году русское население Берлина достигало 200 тыс. человек – именно оно в первую очередь пострадало от экономического кризиса, и к 1925 году там остались не более 30 тыс. человек.

На главные роли центров русской эмиграции постепенно выдвигаются Прага и Париж, в частности, последний справедливо считают культурной столицей эмиграции первой волны. Особое место среди парижских эмигрантов играло Донское войсковое объединение, председателем которого был один из лидеров белого движения Венедикт Романов. После прихода в 1933 году к власти в Германии национал-социалистов и особенно во время Второй мировой войны резко увеличился отток русских эмигрантов из Европы в США.

Китай

Накануне революции численность российской диаспоры в Маньчжурии достигала 200 тыс. человек, после начала эмиграции она увеличилась еще на 80 тысяч. На протяжении всего периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 годы) в связи с мобилизацией началось активное перемещение русского населения Маньчжурии.

После поражения белого движения эмиграция в Северный Китай резко усилилась. К 1923 году количество русских здесь оценивалось приблизительно в 400 тыс. человек. Из этого числа около 100 тыс. получили советские паспорта, многие из них решили репатриироваться в РСФСР. Свою роль здесь сыграла амнистия, объявленная рядовым участникам белогвардейских соединений.

Период 1920-х годов был отмечен активной реэмиграцией русских из Китая в другие страны. Особенно это затронуло молодежь, направлявшуюся на обучение в университеты США, Южной Америки, Европы и Австралии.

Лица без гражданства

15 декабря 1921 года в РСФСР был принят декрет, согласно которому многие категории бывших подданных Российской империи лишались прав на российское гражданство, в том числе пробывшие за границей беспрерывно свыше 5 лет и не получившие своевременно от советских представительств заграничных паспортов или соответствующих удостоверений.

Так многие российские эмигранты оказались лицами без гражданства. Но их права продолжали защищать прежние российские посольства и консульства по мере признания соответствующими государствами РСФСР, а затем СССР.

Целый ряд вопросов, касающихся российских эмигрантов, можно было решить только на международном уровне. С этой целью Лига Наций приняла решение ввести должность верховного комиссара по делам русских беженцев. Им стал знаменитый норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен. В 1922 году появились специальные «нансеновские» паспорта, которые выдавались русским эмигрантам.

Вплоть до конца XX века в разных странах оставались эмигранты и их дети, жившие с «нансеновскими» паспортами. Так, старейшина русской общины в Тунисе Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн получила новый российский паспорт только в 1997 году.

«Я ждала русского гражданства. Советское не хотела. Потом ждала, когда паспорт будет с двуглавым орлом - посольство предлагало с гербом интернационала, я дождалась с орлом. Такая я упрямая старуха», – признавалась Анастасия Александровна.

Судьбы эмиграции

Многие деятели отечественной культуры и науки встретили пролетарскую революцию в расцвете сил. За границей оказались сотни ученых, литераторов, философов, музыкантов, художников, которые могли составить цвет советской нации, но в силу обстоятельств раскрыли свой талант только в эмиграции.

Но подавляющая часть эмигрантов вынуждена была устраиваться шоферами, официантами, мойщиками посуды, подсобными рабочими, музыкантами в маленьких ресторанчиках, тем не менее продолжая считать себя носителями великой русской культуры.

Пути русской эмиграции были различны. Некоторые изначально не прияли советскую власть, другие насильно были высланы за рубеж. Идеологический конфликт, по сути, расколол русскую эмиграцию. Особенно остро это проявилось в годы Второй мировой войны. Часть русской диаспоры считала, что ради борьбы с фашизмом стоило пойти на союз с коммунистами, другая – отказывалась поддерживать оба тоталитарных режима. Но были и те, кто готов был воевать против ненавидимых Советов на стороне фашистов.

Белоэмигранты Ниццы обратились к представителям СССР с петицией:
«Мы глубоко скорбели, что в момент вероломного нападения Германии на нашу Родину были
физически лишены возможности находиться в рядах доблестной Красной Армии. Но мы
помогали нашей Родине работой в подполье». А во Франции, по подсчетам самих эмигрантов, каждый десятый представитель Движения Сопротивления был русскими.

Растворяясь в чужой среде

Первая волна русской эмиграции, пережив пик в первые 10 лет после революции, в 1930-х годах пошла на убыль, а к 1940-м и вовсе сошла на нет. Многие потомки эмигрантов первой волны уже давно забыли о своей прародине, но заложенные когда-то традиции сохранения русской культуры во многом живы и по сей день.

Потомок знатной фамилии граф Андрей Мусин-Пушкин с грустью констатировал: «Эмиграция была обречена на исчезновение или ассимиляцию. Старики умерли, молодые постепенно растворились в местной среде, превращаясь во французов, американцев, немцев, итальянцев... Иногда кажется, от прошлого остались лишь красивые, звучные фамилии и титулы: графы, князья, Нарышкины, Шереметьевы, Романовы, Мусины-Пушкины».

Так, в транзитных пунктах первой волны русской эмиграции уже никого не осталось в живых. Последней была Анастасия Ширинская-Манштейн, которая в 2009 году скончалась в тунисской Бизерте.

Сложной была и ситуация с русским языком, который на рубеже XX и XXI веков в русском зарубежье оказался в неоднозначном положении. Живущая в Финляндии профессор русской литературы Наталья Башмакова – потомок эмигрантов, бежавших из Петербурга в 1918 году, – отмечает, что в некоторых семьях русский язык живет даже в четвертом поколении, в других – умер много десятилетий назад.

«Проблема языков для меня лично горестна, – говорит ученый, – так как эмоционально чувствую лучше русский, но не всегда уверена в употреблении каких-то выражений, шведский сидит во мне глубоко, но, конечно, я сейчас его подзабыла. Эмоционально он мне ближе финского».

В австралийской Аделаиде сегодня живет немало потомков эмигрантов первой волны, которые покинули Россию из-за большевиков. Они до сих пор носят русские фамилии и даже русские имена, но родным языком для них уже является английский. Их родина – Австралия, эмигрантами себя они не считают и мало интересуются Россией.

Больше всего тех, кто имеет русские корни, в настоящее время проживает в Германии – около 3,7 млн. человек, в США – 3 млн., во Франции – 500 тыс., в Аргентине – 300 тыс., в Австралии – 67 тыс. Здесь перемешались несколько волн эмиграции из России. Но, как показали опросы, потомки первой волны эмигрантов в наименьшей степени ощущают связь с родиной своих предков.

введение

предыстория

Вопреки распространенным представлениям, массовая эмиграция из России началась еще до революции

Мария Сорокина

историк

«Первым крупным миграционным потоком была трудовая миграция конца XIX - начала XX века. Это были прежде всего национальные потоки - евреи, поляки, украинцы и немцы. .... Развернуть > Фактически до конца XIX века свободно выезжать разрешалось только евреям, всем остальным паспорт выдавался только на 5 лет, далее его следовало продлевать. При этом даже самые лояльные граждане должны были испрашивать разрешения на выезд.

Считается, что в этот период Российскую империю покинули порядка двух миллионов евреев. Существовала также эмиграция этнопрофессиональных групп и сектантов - старообрядцев, меннонитов, молокан и пр. Ехали в ос­новном в США, многие - в Канаду: там до сих пор есть поселения русских духоборов, уехать которым помогал еще Лев Толстой. Еще одно направление трудовой миграции - Латинская Америка, туда к 1910 году уехало до 200 тысяч человек».

Михаил Денисенко

демограф

«До 1905 года эмиграция допускалась применительно к евреям, полякам и сектантам, в число которых помимо духоборов попадали и потомки немецких колонистов, утратившие свои привилегии во второй четверти XIX века. .... Развернуть > Случаи соб­ственно русской (в состав которой до революции включали великороссов, украинцев и белорусов) эмиграции были сравнительно редкими - это была или политическая эмиграция, или моряки, служившие в торговом флоте, уезжавшие на заработки в Германию сезонные ра­ботники, а также уже упоминавшиеся сектанты.

После 1905 года выезд на заработки был разрешен, и в США, Канаде, Австралии и Латинской Америке стала формироваться русская рабочая масса. Если в 1910 году в США по переписи на­считывалось всего 40 тысяч русских, то в последующее десятилетие их прибыло туда более 160 тысяч человек.

Многочисленные об­щины сформировались в штатах Пенсильвания и Иллинойс. Правда, в американской статистике к русским еще относили пра­вославных украинцев Австро-Венгрии, которые расселялись вместе с русскими и ходили с ними в одни церкви. В основном они были заняты тяжелым физическим трудом на металлургических и автомобильных заводах, скотобойнях и текстильных фабриках, в шахтах. Впрочем, были и дворяне и разночинцы, по разным причинам вы­нуж­денные покинуть Россию. Например, долгое время в США работал из­вестный русский инженер, изобре­татель лампы накаливания Александр Лодыгин. Ос­нователем города Сент-Питерсберг во Флориде был русский дворянин Петр Дементьев, ставший в эмиграции известным бизнесменом. Троцкий и Бухарин нашли в США политическое убежище.

Бывшим неграмотным крестьянам, составлявшим в этом потоке большинство, было непросто приспособиться к высоким темпам труда в американской промышленности; они часто получали производственные травмы, мастера и ме­неджеры относились к ним пренебрежительно. После большевистской революции многие потеряли работу и не смогли найти новую - работодатели в каждом русском видели большевика».

Фотография: ИТАР-ТАСС
Ленин (второй справа) в группе русских политэмигрантов в Стокгольме, проездом из Швейцарии в Россию, 1917 год

первая волна

1917 - конец 1920-х

Именно эту волну, вызванную революцией 1917 года, традиционно называют первой, и именно с ней многие связывают понятие «русская эмиграция»

Марина Сорокина

историк

«Строго говоря, поток, образовавшийся после двух революций 1917 года и Гражданской войны, нельзя назвать «эмиграцией». Люди не выбирали свою судьбу, фактически они были беженцами. .... Развернуть > Этот статус признавался официально, при Лиге Наций была комиссия по делам беженцев, которую возглавлял Фритьоф Нансен (так появились так называемые нансеновские паспорта, которые выдавали людям, лишенным паспорта и гражданства. - БГ).

Сначала ехали прежде всего в славянские страны - Болгарию, Королевство сербов, хорватов и словенцев, Чехословакию. Небольшая группа русских военных отправилась в Латинскую Америку.

Русские беженцы этой волны имели довольно сильную разветвленную организацию. Во многих странах расселения возникали русские научные институты, которые помогали научным работникам. Кроме того, значительное количество специалистов воспользовались наработанными связями, уехали и сделали блестящую карьеру. Классический пример - Сикорский и Зворыкин в США. Менее известный пример - Елена Антипова, в 1929 году отправившаяся в Бразилию и фактически ставшая основателем бразильской психолого-педагогической системы. И таких примеров очень много».

Михаил Денисенко

демограф

«Представления аме­риканцев о русских как о большевиках и коммунистах, в корне изменила белая эмиграция, блиставшая именами С.Рахманинова и Ф.Шаляпина, И.Сикорского и В.Зворыкина, П.Сорокина и В.Ипатьева. .... Развернуть > По этническому составу она была разнородна, но эти эмигранты идентифицировали себя с Россией и этим в первую очередь определяли свою национальную принадлежность.

Первый основной поток шел в страны, расположенные сравнительно не­далеко от России (Германия, Чехословакия, Польша). По мере эвакуации армии Врангеля крупными центрами стали Стамбул, Болгария и Югославия. Белый флот до 1924 года базировался в Бизерте (Тунис). В дальнейшем эмигранты перемещались дальше на Запад, в частности во Францию. В последующие годы многие двинулись дальше - в США, а также в Канаду и Латинскую Америку. Кроме того, белая эмиграция шла через дальневосточные границы; крупные эмигрантские центры сложились в Харбине и Шанхае. Оттуда многие эмигранты впоследствии переселились в Америку, Европу и Австралию.

Численность этого потока оценивают по-разному - от 1 до 3 миллионов человек. Наибольшее распространение получила оценка в 2 миллиона человек, рассчитанная по данным о выданных нансеновских паспортах. Но были и те, кто не попадал в сферу внимания помогавших бе­женцам организаций: уходившие от голода 1921–1922 годов немцы Поволжья, евреи, бежавшие от погромов, возобновившихся во время Гражданской войны, русские, получившие гражданство государств, не вошедших в состав СССР. Кстати, в период Гражданской войны стала популярной идея выйти замуж за иностранца и уехать из страны - иностранцев в лице военнопленных Первой мировой войны (главным образом из бывшей Австро-Венгрии) на территории России было более 2 миллионов человек.

В середине 1920-х годов эмиграционный отток заметно ослабел (продолжали выезжать немцы), а в конце 1920-х границы страны закрылись».

вторая волна

1945 - начало 1950-х

Новый вал эмиграции из СССР вызвала Вторая мировая война - одни уходили из страны вслед за отступавшей немецкой армией, другие, угнанные в концлагеря и на принудительные работы, не всегда возвращались обратно

Марина Сорокина

историк

«Эту волну прежде всего составляют так называемые перемещенные лица (DP - displaced persons). Это жи­тели Советского Союза и аннексированных территорий, которые в результате Второй мировой войны по тем или иным причинам покинули Советский Союз. .... Развернуть > Среди них были военнопленные, коллаборанты, люди, по своей воле решившие уехать, или те, кто просто в вихре войны оказался в другой стране.

Судьба населения оккупированных и неоккупированных территорий решалась на Ялтинской конференции 1945 года; что делать с советскими гражданами, союзники предоставили решать Сталину, а он стремился всех вернуть в СССР. На протяжении нескольких лет большие группы DP жили в специальных лагерях в американской, британской и французской зонах оккупации; в большинстве случаев их отправляли обратно в СССР. Более того, союзники передавали советской стороне не только советских граждан, но и бывших россиян, давно имевших иностранные гражданства, эмигрантов - как, например, казаков в Лиенце (в 1945 году британские оккупационные войска выдали СССР не­сколько тысяч казаков, живших в окрестностях города Лиенца. - БГ). В СССР их репрессировали.

Основная часть тех, кто избежал возвращения в Советский Союз, отправилась в Соединенные Штаты и в Латинскую Америку. Большое количество советских ученых из Советского Союза уехали именно в США - им помогал, в частности, знаменитый Толстовский фонд, созданный Александрой Львовной Толстой. А многие из тех, кого международные власти относили к категории коллаборантов, уехали в Латинскую Америку - из-за этого впоследствии у Советского Союза были сложные отношения со странами этого региона».

Михаил Денисенко

демограф

«Эмиграция Второй мировой войны по этническому составу и другим признакам очень разношерстна. С немцами по своей воле ушла часть жителей Западной Украины и Белоруссии, Прибалтики, не признавших со­ветскую власть, фольксдойче (русские немцы), жившие на оккупированной немцами территории Советского Союза. .... Развернуть > Естественно, стремились скрыться те, кто активно сотрудничал с германскими оккупационными властями, в первую очередь полицаи и солдаты и офицеры созданных гитлеровцами воинских частей. Наконец, из советских военнопленных и угнанных в Германию гражданских не все хотели возвращаться на ро­дину - одни боялись ре­прессий, другие успели создать семьи. Для того чтобы избежать насильственной репатриации и получить статус беженца, некоторые советские граждане меняли документы и фамилии, скрывая свое происхождение.

Численные оценки эмиграционной волны, выз­ванной Второй мировой войной, весьма приблизительны. Наиболее вероятная находится в интервале от 700 тысяч до 1 миллиона человек. Более половины из них составляли народы Прибалтики, четверть - немцы, пятую часть - украинцы, и только 5% - русские».

третья волна

начало 1960-х - конец 1980-х

Перебраться за железный занавес удавалось немногим - выпускали в первую очередь евреев и немцев, если политическая конъюнктура складывалась для них благоприятно. Тогда же начали высылать диссидентов

Марина Сорокина

историк

«Этот поток нередко называют еврейским. После Второй мировой войны при активном содействии СССР и Сталина было создано государство Израиль. К этому моменту советские евреи уже пережили террор 1930-х и борьбу с космополитами конца 1940-х, так что когда во время оттепели появилась возможность уехать, многие ею воспользовались. .... Развернуть > При этом часть эмигрантов не оставалась в Израиле, а уезжала дальше - в основном в США; именно тогда появилось выражение «еврей - это средство передвижения».

Это уже были не бе­женцы, а люди, которые действительно хотели покинуть страну: они подавали заявления на выезд, им отказывали, они подавали снова и снова - и наконец их выпускали. Эта волна стала одним из источников политического диссидентства - человеку отказывали в праве выбрать страну жизни, в одном из базовых прав человека. Многие продавали всю мебель, увольнялись с работы - и когда их отказывались выпускать, устраивали в пустых квартирах забастовки и голодовки, с привлечением внимания СМИ, израильского посольства, сочувствующих западных журналистов.

Евреи составляли в этом потоке подавляющее большинство. Именно у них за границей была диаспора, готовая поддерживать но­вых членов. С остальными дело обстояло сложнее. Жизнь в эмиграции - горький хлеб. С начала XX века за границей оказывались разные люди с самыми разными представлениями о будущем: одни сидели на чемоданах и ждали возвращения в Россию, другие пытались адаптироваться. Многие оказались совершенно неожиданно для себя выброшены из жизни, кто-то сумел устроиться, кто-то так и не смог. Князья водили такси и снимались в массовке. Еще в 1930-е годы во Франции значительный слой русской эмиграционной элиты был буквально опутан разведывательной сетью советского НКВД. Несмотря на то что к описываемому периоду си­туация изменилась, внутридиаспоральные отношения оставались очень напряжен­ными».

Михаил Денисенко

демограф

«Железный занавес опустился с началом холодной войны. Количество людей, выез­жавших из СССР, за год было, как правило, небольшим. Так, в 1986 году в Германию выехало чуть более 2 тысяч человек, в Израиль - около 300. .... Развернуть > Но в отдельные годы изменение внешнеполитической конъюнктуры приводило к всплеску - вопросы эмиграции часто выступали в качестве разменной монеты на различных переговорах между правительствами СССР и США или СССР и Германии. Благодаря этому после Ше­стидневной войны с 1968-го по 1974 год Израиль принял почти 100 тысяч мигрантов из Советского Союза. Последующие ограничения привели к резкому сокращению этого потока. По этой причине в США в 1974 году была принята поправка Джексона - Вэника, отмененная этой осенью (поправка к американскому Закону о торговле ограничивала торговлю со странами, нарушающими право своих граждан на эмиграцию, и в первую очередь касалась СССР. - БГ).

Если учитывать небольшой отток людей в Германию и Израиль, существовавший в 1950-е годы, получится, что в общей сложности эта волна вовлекла более 500 тысяч человек. Ее этнический состав формировали не только евреи и немцы, которых было большинство, но и представители других народов, имеющих собственную государственность (греки, поляки, финны, испанцы).

Второй, меньший по объему поток состоял из тех, кто бежал из Советского Союза во время командировок или турпоездок или был принудительно выслан из страны. Третий поток формировали мигранты по се­мейным обстоятельствам - жены и дети иностранных граждан, они преимущественно направлялись в страны третьего мира».

четвертая волна

с конца 1980-х

После окончания холодной войны из страны хлынули все, кто мог так или иначе устроиться за границей - по репатриационным программам, через статус беженца или как-то еще. К нулевым эта волна заметно иссякла

Михаил Денисенко

демограф

«То, что традиционно называется четвертой волной эмиграции, я разделил бы на два отдельных потока: один - с 1987-го по начало 2000-х, второй - 2000-е годы. .... Развернуть >

Начало первого потока связано с принятыми в 1986–1987 годах изменениями в советском законодательстве, облегчившими выезд за рубеж этнических мигрантов. С 1987 по 1995 год среднегодовое число мигрантов с территории Российской Федерации увеличилось с 10 до 115 тысяч человек; с 1987 по 2002 год из России уехало более 1,5 миллиона. Этот миграционный поток имел чет­кую географическую составляющую: от 90 до 95% всех мигрантов направлялись в Германию, Израиль и США. Такое направление задавалось наличием щедрых репатриационных программ в первых двух странах и программ по приему беженцев и ученых из бывшего СССР в последней.

С середины 1990-х годов в Европе и США политика в отношении эмиграции из бывшего СССР стала меняться. Резко сократились возможности для получения эмигрантами статуса беженца. В Германии стала сворачиваться программа по приему этнических немцев (к началу 2000-х квота по их приему была снижена до 100 тысяч человек); заметно повысились требования к репатриантам по уровню знания немецкого языка. Кроме того, потенциал этнической эмиграции был исчерпан. В результате отток населения на постоянное жительство за рубеж уменьшился.

В 2000-х годах начался новый этап истории российской эмиграции. В настоящее время это нормальная экономическая эмиграция, которая подчиняется общемировым экономическим тенденциям и регулируется законами тех стран, которые принимают мигрантов. Политическая составляющая особенной роли уже не играет. У российских граждан, стремящихся выехать в развитые страны, нет никаких преимуществ по сравнению с потенциальными мигрантами из других стран. Им приходится доказывать иммиграционным службам иностранных государств свою профессиональную состоятельность, демонстрировать знание иностранных языков и интеграционные возможности.

Во многом благодаря жесткому отбору и конкуренции российское иммигрантское сообщество становится моложе. Эмигранты из России, проживающие в странах Европы и Северной Америки, отличаются высоким уровнем образования. Среди эмигрантов преобладают женщины, что объясняется более высокой по сравнению с мужчинами частотой вступления в брак с иностранцами.

В общей сложности число эмигрантов из России с 2003 по 2010 год превысило 500 тысяч человек. При этом география российской эмиграции заметно расширилась. На фоне сокращающихся потоков в Израиль и Германию возросло зна­чение Канады, Испании, Франции, Великобритании и некоторых других стран. Следует заметить, что процесс глобализации и новые коммуникационные технологии заметно увеличили разнообразие форм миграционных перемещений, благодаря чему «эмиграция навсегда» стала весьма условным понятием».

Марина Сорокина

историк

«XX век с точки зрения миграций был исключительно активным. Сейчас ситуация изменилась. Возьмите Европу - в ней больше нет национальных границ. .... Развернуть > Если раньше космополитизм был уделом одиночек, то сейчас это абсолютно естественное психологическое и гражданское состояние человека. Можно говорить не о том, что в конце 1980-х – начале 1990-х гг. в России началась новая волна эмиграции, а о том, что страна вошла в новый открытый мир. К тем потокам российской эмиграции, о которых мы говорили выше, это уже никакого отношения не имеет».

фотоистория

жемчужина у моря

В 70-е годы русские эмигранты стали активно обживать нью-йоркский район Брайтон-бич.
Он стал главным символом третьей волны эмиграции, машиной времени, которая до сих пор способна перенести любого желающего в воображаемую Одессу брежневских - времен. Брайтонские «паунды» и «послайсать», концерты Михаила Задорнова и гуляющие по «бордвоку» пенсионеры - всему этому, очевидно, осталось недолго, и старожилы жалуются, что Брайтон уже не тот. Фотограф Михаил Фридман (Salt Images) понаблюдал за современной жизнью Брайтон-бич

29 июня 1922 года Федор Шаляпин, отправившись в гастрольное турне, навсегда покинул Русскую землю. Вспоминаем 7 великих русских эмигрантов, чей отъезд стал серьезной потерей для России. Эмиграция обрушивалась на Россию неоднократно. Кто-то покидал страну добровольно, кто-то становился изгнанником, вынужденный бегством спасать свою жизнь. Большинство из них до конца дней сохраняли тонкие нити, связывающие их с Родиной, лелея мечту рано или поздно вернуться домой.

В погоне за мечтой

Федор Шаляпин - человек, оказавший огромное влияние на мировое оперное искусство, эмигрировал из страны 29 июня 1922 года. Официально – на очередные гастроли. Решение об эмиграции пришло не сразу. Однако уже по возвращению из вторых заграничных гастролей у Шаляпина появилось твердое намерение «осуществить мечту». Проблема заключалась в том, что у семьи было мало шансов последовать за Федором Ивановичем. Для получения заветного разрешения он придумывает версию, будто своими гастролями демонстрирует «какие в «советах» живут и процветают артисты». В 1927 году Шаляпин пожертвовал все сборы от своего концерта детям эмигрантов. Этот жест на Родине расценивается как поддержка белогвардейцев. 24 августа этого же года он лишается звания Народного артиста и права когда-либо вернуться в СССР.

"Русский витязь"

Выдающийся авиаконструктор Игорь Сикорский создал на Родине первые в мире четырехмоторные самолеты «Русский витязь» и «Илья Муромец». Отец Сикорского придерживался монархических взглядов и был русским патриотом. Из-за угрозы собственной жизни авиаконструктор эмигрировал сначала в Европу, но, не увидев возможностей для развития авиации, принял решение об эмиграции в 1919 году в США. Будучи на Родине состоятельным человеком, он вынужден был начать в Америке все с нуля. Сикорский основал «Сикорски аэро инжиниринг». До 1939 года авиаконструктор создал более 15 типов самолетов, в том числе «Американский клипер», а также ряд моделей вертолетов, в том числе VS-300 с одним несущим винтом и небольшим хвостовым винтом, по принципу которого сегодня строится 90% вертолетов в мире. Первый полет на новом аппарате Сикорский всегда осуществлял сам.

Окаянные дни

Иван Бунин какое-то время пытался «убежать» от большевиков в родной стране. Он считал, что «дом, населенный могучим семейством, освященный богопочитанием, памятью о прошлом» разорили и превратили в кошмарно-кровавый балаган под руководством «выродка и нравственного идиота от рождения» Ленина. В 1919 году он переезжает из красной Москвы в не занятую Одессу, и только в 1920 году при подходе Красной Армии к городу он переезжает в Париж. Во Франции Бунин напишет свои лучшие произведения: «Митина любовь», цикл рассказов «Темные аллеи» и, наконец, автобиографический роман «Жизнь Арсеньева». В 1933 году Ивану Бунину, человеку без гражданства, будет вручена Нобелевская премия по литературе с официальной формулировкой «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы».

"Синий всадник"

Основоположник абстракционизма, основатель группы «Синий всадник» Василий Кандинский покидает Москву в 1921 году по причине несогласия с отношением страны «советов» к искусству. В Берлине он преподает живопись и становится видным теоретиком школы «Баухауз», теоретические посылки которой сводятся к понятию «функционализма». Вскоре он получает мировое признание как один из лидеров абстрактного искусства. В 1939 году он бежит от нацистов в Париж, где получает французское гражданство. С 2007 года в России ежегодно вручается Премия Кандинского за новаторство, оказавшее влияние на ситуацию в современном российском искусстве.

Отец "глянца"

Имя практически неизвестно в России. В мировой же индустрии глянцевых журналов, рекламы, графического дизайна модной фотографии Бродович является такой же культовой фигурой, как, скажем, для кинематографа. А, может быть, даже больше. Когда Алексею исполнилось 16 лет, он, ничего не сказав родителям, отправился воевать на Первую мировую. Правда, с фронта беглец был возвращен домой и был отправлен изучать военную науку в кавалерийское училище. Однако революция 1917 года не позволило Бродовичу развить карьеру кавалериста: в 1920 году он вместе с семьей эмигрирует во Францию, где реализуется совсем в неожиданном качестве - как художник. В 1924 году он выиграл конкурс на лучший дизайн афиши благотворительного бала, обойдя самого Пабло Пикассо. Это становится путевкой в жизни для бывшего кавалериста. Спустя всего несколько лет Алексей Бродович становится одним из самых авторитетных дизайнеров и фотографов в Европе, изменившим подход как к дизайну, так и к фотографии. Он переезжает в США, где становится арт-директором знаменитого модного журнала Harper"s Baazar, в котором он сделал настоящую революцию в дизайне рекламы и глянцевых журналов.

В эпоху катастроф

Как писал сам Николай Бердяев в своих воспоминаниях, на его долю философа выпало слишком много событий. Бердяев пережил три войны, две российских революции, духовный ренессанс начала века, русский коммунизм, мировой культурный кризис, но более тяжелым испытанием стали для него трансформации, приспособления и измены людей. Он четыре раза оказывался в тюрьме, при этом два раза при старом режиме и два – при новом, провел в сибирской ссылке 3 года, пережил процесс, который грозил ему вечным поселением в Сибири и в итоге – был выслан с Родины в 1922 году. Следователь предупредил: если появитесь на границе СССР, будете расстреляны. В эмиграции Бердяев написал самые известные свои работы «Смысл истории», «Философия свободного духа», «О назначении человека» и ряд других.

Русский стиль

Русский композитор, пианист-виртуоз Сергей Рахманинов эмигрировал из страны вскоре после революции 1917 года, воспользовавшись неожиданным приглашением дать ряд концертов в Стокгольме. За рубежом Рахманинов создал 6 произведений, которые явили собой вершину русской и мировой классики. Он создал свой исключительный стиль, в который гармонично слились традиции русской музыки и джаз, древнерусский знаменный распев и «ресторанная» эстрада 30-х годов, виртуозность стиля конца позапрошлого века и жесткий авангард. Произведения зарубежного периода отличает наполненность философским звучанием: абсурдностью, жестокостью бытия в современном мире и утратой духовности. Он впервые вывел русскую фортепианную школу на мировой уровень, а его произведения входят в репертуар ведущих пианистов мира.