Отец сергий - лев толстой - духовная ложь монаха. Лев Толстой: Отец Сергий

План написать повесть «Отец Сергий» появился в 1890 году. Писатель работал над своим произведением перерывами, до сентября 1891 года, и совершенно неожиданно вернулся к нему к 1898 году. Уже более ста лет повесть является предметом обсуждения как читателей, так и критиков, а в 1978 году по её мотивам создан интересный фильм-драма, главную роль в котором сыграл Сергей Бондарчук.

Сейчас порассуждаем о самом талантливо написанном произведении. Событие, произошедшее в сороковых годах в Петербурге, стало ошеломляющим для всех… Это интригующее начало повести «Отец Сергий» Толстого Льва Николаевича уже с первых строчек побуждает любознательного читателя углубиться в содержание, чтобы поскорей узнать, что же произошло. А дело касалось князя по имени Степан Касатский, красавца, командира лейб-эскадрона, который вдруг, вопреки здравому смыслу за месяц до свадьбы с красавицей фрейлиной подал в отставку, подарил свое имение сестре и… уехал в монастырь.

Чтобы понять мотивы поступка князя (который, кстати, для самого Степана представлялся вполне закономерным), нужно проследить за его жизнью. Маленький Степан остался без отца, когда ему исполнилось только 12 лет. Воля покойного, отставного полковника гвардии в случае его смерти отдать сына в корпус в точности исполнилась его женой, а теперь уже вдовой. Сама же мать переехала в Петербург, чтобы иногда забирать Степу на праздники.

Итак, мальчик стал кадетом. Он был примерным и образцовым учеником: обладал блестящими способностями, делал успехи и в науках, особенно по математике, и в верховой езде. Красивый и ловкий, не пьющий, не курящий его достоинства восторгали б, если бы не одно «но». Мешали самолюбивому юноше находившие на него вспышки необузданного гнева. Он то бросился на офицера за откровенную ложь, высказанную прямо в лицо; то швырнул блюдом котлет в эконома, то чуть ли не сбросил из окна кадета, позволившего себе насмехаться над его коллекцией минералов.

Степану исполнилось 18 лет, и он был выпущен из корпуса офицером в гвардейский аристократический полк. Ему пророчили яркие перспективы, флигель-адъютантство, и оказывал содействие в этом сам император Николай Павлович, знавший лично способного юношу. Степан Касатский был просто влюблен в Николая Павловича, восторгался им, выражая беспредельную преданность. И на то были веские причины: император еще во время пребывания его в корпусе старался доказать кадетам свое расположение и дружбу, и делал это мастерски.

Молодой Степан с детства научился ставить перед собой цель и во что бы то ни стало добиваться её, да так, чтобы непременно преуспевать во всем, за что ни возьмется – будь то первое место по наукам, отличные знания французского языка или блестящая игра в шахматы. Наконец, он захотел стать своим и в высших кругах. Для выполнения этой задачи существовало два способа: или стать флигель-адъютантом (к чему Степан очень стремился), или жениться на девушке из этого круга. И Касатский стал ухаживать за графиней Мэри Коротковой, необыкновенно привлекательной дамой. Она отвечала ему взаимностью, и дело шло к свадьбе.

Несовершенство идеалов и глубокое разочарование

На свою невесту Степан смотрел как на олицетворение небесной чистоты, как на нечто недосягаемое. И вдруг… О, как же порой неожиданно и неприятно это «вдруг», перечеркивающее в один миг все радужные планы на счастливую жизнь и ввергающее душу в пучину разочарований и невиданной до этого момента боли! Они гуляли в саду, Степан признался девушке в своих чувствах, но как гром среди ясного и безоблачного неба прозвучало её искреннее признание: «Я любила!» Еще больнее и ужаснее стало на душе у Касатского, когда он узнал, с кем его невеста имела связь – с самим царем, императором Николаем, которого юноша тоже боготворил.

Вот оно – предательство сразу двух самых дорогих ему людей, сражающее наповал в одно мгновение. С этой минуты жизнь Степана разделилась на «до» и «после» и потекла совершенно по другому руслу. Он провел лето в деревне, а затем ушел в монастырь, чтобы служить Богу. Но и здесь Касатским руководило не только религиозное чувство (конечно, в первую очередь к вере привело его отчаяние), но и желание стать на такую высоту, до которой простым людям было не достигнуть.

За стенами монастыря царила совершенно другая жизнь. Касатский сразу же стал подчиняться игумену, ученику известного старца Амвросия, – и, как и прежде – старался преуспеть во всем, что от него требовалось. Главным приоритетом, кроме воздержания, кротости, смирения и чистоты для Степана было послушание. В конце третьего года он был пострижен в иеромонахи с именем Сергия. Сначала он радовался этому, испытывая духовный подъем и утешение, но затем, на седьмой год, осознал, что просто засыпает духовно, что всего достиг, и делать больше нечего.

Все внимание Сергия сосредоточилось на внутренней жизни, поэтому даже известие о смерти матери и выходе бывшей невесты замуж он воспринял спокойно, даже с равнодушием. На четвертом году монашества архиерей назначил Сергия на высшую должность. Подчинившись старцу, герой повести переехал в другой монастырь. Здесь соблазнов было гораздо больше. И прежде всего, они касались женского пола – даже одна барыня пыталась заискивать с ним. Кроме того, игумен монастыря вызывал в Сергии острое чувство антипатии и осуждения, которые трудно было побороть.

Однажды во время всенощной игумен позвал его к себе в алтарь. Войдя, Сергий увидел генерала, бывшего полкового командира их полка. Буря поднялась в душе монаха, когда он узнал, что игумен вызвал его лишь затем, чтобы генерал встретился со старым товарищем. Вопрос сам собой вырвался из уст Сергия: зачем его подвергают соблазнам мира во время молитвы и в храме Божьем. Отчаявшись, он захотел оставить этот монастырь и написал об этом старцу, но в ответ получил письмо с обличениями в том, что «еще не потухла в нем гордость светская».

Одна из самых уникальных историй морального перерождения человека описана в – Л.Н. Толстого.

В это самое время умер святой затворник Илларион, и Сергий, по совету старца, занял его келью. Ею служила пещера, выкопанная в горе. Несколько лет был он затворником, борясь с соблазнами и молясь о своей бессмертной душе. Но вдруг произошел эпизод, выбивший монаха из привычного ритма жизни. К нему в келью постучалась… женщина. Как светская дама вдруг оказалась в тех местах? Не случайно, как она преподносила это Сергию, не потому что замерзла и нуждалась в пристанище. Это была наглая ложь. Женщина просто побилась об заклад со своими друзьями, что будет ночевать в келье Касатского.

Чего только ни предпринимала соблазнительница, оказавшись внутри. Она пыталась надавить на жалость, звала отца Сергия к себе, притворялась больной. В сердце монаха происходила жестокая борьба между желаниями плоти и обязанностью быть святым, безгрешным. Она видела это и продолжала настойчиво звать.

Наконец, он вошел, но – по рясе монаха текла кровь. Отец Сергий сумел доказать, что лучше лишится одного из членов тела (выйдя в сени, он отрубил себе палец), чем поддастся плотскому чувству. «За что ты хотела погубить свою бессмертную душу?» – раздался справедливый вопрос. Это ошеломило, потрясло женщину. Живой пример стойкости и воздержания стоял перед ней. Пример победы над соблазном. «Простите, чем выкуплю я грех свой?» – промолвила путница. А затем ушла. Позже стало известно, что через год она стала жить строгой жизнью в монастыре под руководительством затворника Арсения.

В связи с этим событием слава отца Сергия распространилась по окрестности. Возле его кельи стало людно: построили церковь, гостиницу, поселились монахи. Люди стали приводить больных для исцеления. Сергию и в голову не приходило, что он может по одной молитве вернуть здоровье больному, но одна женщина все усерднее и жалобнее просила о том, чтобы он возложил руки на её четырнадцатилетнего сына. После долгих колебаний он исполнил желание просящей, и – о чудо – мальчик исцелился. Затем последовало другое, третье, четвертое исцеление, даже расслабленного и слепой, – старец не отказывал никому.

Так прошло несколько лет. Но только лишь одна мысль преследовала старца – правильно ли он поступает, принимая от монастырских властей привилегии. Все более тяготился Сергий посетителями, а то обстоятельство, что его хвалят, вызывало противоречивые чувства – печаль от того, что делал это он больше для людей, чем для Бога, и вместе с тем, радость от восхвалений. Да, о чудотворце писали в газетах, даже знали в Европе. Но на душе у него было тяжело. Сергий размышлял о своем внутреннем состоянии, и вдруг начал понимать, что все, что он делал – делал без любви и смирения.

Цитаты из книги “Отец Сергий

Не знаю, зачем надо слышать несколько раз в день те же молитвы, но знаю, что это нужно. А зная, что это нужно, нахожу радость в них.

Они никогда не виделись, но во взгляде, которым они обменялись, они (особенно он) почувствовали, что они знают друг друга, понятны друг другу.

Девушки, видя такое обоготворение, старались и быть более или менее богинями.

Знайте, что всё мне известно, но некоторые вещи я не хочу знать. Но они здесь.
Он показал на сердце.

“Человеческая святость” как способ угождения людям, а не Богу

Однажды попросил о милости к его дочери один купец. Старец согласился помочь и принял Марью (так звали девушку). О, если бы он знал, чем все закончится! Она была дьяволом во плоти, она сумела сделать то, чего не смогла добиться когда-то путница, из-за которой он лишился пальца. Хитрая девушка соблазнила Сергия!

Как же труден был путь к совершенству, и как одним греховным поступком он перечеркнул все – всю свою благочестивую монашескую жизнь! Что теперь делать? Да, конечно, только прервать ставшую в один миг никчемной жизнь! Но как осуществить задуманное. Повеситься, утопиться? Сергий в нерешительности стоял у реки, но вдруг почувствовал непреодолимое желание уснуть. Во сне монах увидел ангела и услышал его слова: «Иди к Пашеньке и узнай от неё, что делать». Пашеньку знал Степан с детства, и она производила впечатление глупой и недалекой. Такой же была и по жизни.

Итак, судьба неожиданно свела Касатского с Прасковьей Ивановной. Какой же трогательной была встреча после долгих лет разлуки! Сначала она не узнала его, приняла за нищего, просящего подаяние, а всмотревшись и сообразив, что перед нею… сам отец Сергий, обрадовалась и не знала, как угодить гостю. А он… стал каяться в присутствии неё – той, которая сама прожила жизнь нечестивую и грязную, называл себя погибшим грешником, гордым и заблудшим. В смятение пришла Прасковья, не знала, что ответить.

Бог виден в простом
Ведь она жила просто и бедно, зарабатывая тем, что преподавала уроки музыки. Жизнь была полна забот, но женщина, забывая о себе, служила другим.

Вдруг Касатского озарило: вот что значит это видение во сне! Ведь Пашенька живет для Бога, а думает, что для людей, а он под предлогом Бога жил для людей. Все заросло людскою славой. Но нет Бога для того, кто живет для славы людской.

И в сердце пришло решение – искать Его, по-настоящему. И Степан стал служить другим, ходил от дома к дому, читал людям Евангелие. Восемь месяцев странствовал он так, и понял одну важную истину: Бог сильнее чувствуется тогда, когда все меньше имеет значение мнение людей. Наконец, Касатского задержали как беспризорного и сослали в Сибирь. Но и там продолжил он служение Богу: учил детей и ухаживал за больными.

Господь, по сюжету повести, преподал Степану хороший урок. Падение его стало благословением. Есть над чем задуматься и читателям.

3 (60%) 2 votes

Отец Сергий. Лев Толстой. Духовная ложь монаха.
- Вы знаете, что с подачи средств массовой информации у нас бытует самое превратное мнение о монашестве. Каково же, собственно, церковное учение о монашестве, и в чем сущность монашеской жизни?
- Сразу скажу о наиболее распространенных заблуждениях. В СМИ и во многих произведениях художественной литературы, часто рассматривается не просто образ монаха, но именно монаха католического. В отличие от западной литературы, в русской классической литературе я нигде не встречал образа развратного монаха или монаха-пьяницы. Возьмем повесть Л. Толстого "Отец Сергий". Главный герой - монах, человек ищущий, образ которого воспринимается далеко не однозначно. Но в конце концов он не сумел быть монахом, он не выдержал. То есть в этой повести описана трагедия жизни, трагедия поиска человека, отражающая трагедию духовных поисков самого Льва Николаевича Толстого.
Православное учение о монашестве заключается в следующем. Есть спасение человека, то есть достижение им царствия Божия; и оно должно совершиться еще в этой жизни: царствие Божие внутри вас (Лк. 17, 21),- говорит Господь в Евангелии. Спасение - это определенная степень победы над грехом, степень духовности, чистоты, добродетели, которой человек достигает в этой жизни. Но, кроме спасения, достижение которого - цель всех христиан, всех членов Церкви, есть еще духовное совершенство - святость. Цель монашества - достижение святости.
Духовное совершенство есть полная победа над страстями, полная победа над злом - прежде всего в себе. Потом, если Бог благословит, и человек действительно достигнет таких высот, он, конечно же, становится носителем благодати в мире. Вы свет мира,- говорит Господь.- Не может укрыться город, стоящий на верху горы (Мф. 5, 14). Известно такое высказывание преподобного Серафима Саровского: "Стяжи мирный дух,- и вокруг тебя спасутся тысячи". Поэтому если человек стяжал духовное совершенство, он начинает сиять, как светильник, через него начинает изливаться свет благодати Божией и преображать окружающий его мир.

Повествование об отце Сергии, написанное в период "духовного обновления" Толстого, поражает своим духовным и чисто литературным легкомыслием.

Повествование идет о монашестве, о высотах духовной, во Христе, жизни, то есть области, которая широко раскрывается в огромном христианском опыте девятнадцати веков. И так как область эта запечатлена в великой христианской литературе и в живых жизненных примерах по всему лицу мира, то говорить о ней можно вполне математически даже враждебному христианству, но беспристрастному исследователю-психологу.

Но сосредоточивающийся все более и более только на своем опыте Толстой теряет ощущение чужого духовного опыта - даже того, который, в сущности, интересен его душе.

Легкомыслен рассказ "Отец Сергий" прежде всего потому, что во всей его внутренней фабуле отсутствует то, что должно было бы быть самым главным: Христос.

Христа нет в рассказе! Это поражает - как Толстой мог описать жизнь искреннего и подчеркнуто правдивого человека, его монашество, его монастырскую девятилетнюю жизнь, его тринадцатилетний затвор, его старчество, коснуться глубин его внутренней жизни, и все так, будто бы Христа, Живого Спасителя, Живого Слова Божия - не было вовсе!

Рассказ «Отец Сергий», если его охарактеризовать двумя словами, есть какой-то монашеский кошмар: без Христа.

Восклицание блоковской поэмы: "Эх, эх, без Креста" - было предварено Толстым, давшим в лице о. Сергия, священномонаха, старца и чудотворца, образ человека, ни в единый миг своей жизни не имеющего в себе, ни даже рядом с собою, Живого Христа - альфу и омегу христианской жизни.

Подобие духовной жизни во Христе дается Толстым в разных мелких, внешних штрихах монашеского couleur locale (местный колорит - фр.), с которым литературно познакомиться легко всякому. О. Сергий "творит Иисусову молитву", "кладет поклоны", умиляется (чему?), смиряется, ведет борьбу с помыслами... почти всем духовным арсеналом инока пользуется как будто о. Сергий. Но что это за пользование! Оно описывается Толстым только с двумя целями: во-первых, литературно соблюсти внешний чин монашеской жизни, а во-вторых, показать всем, что он основан на обмане и ни к чему искреннему и духовному привести не может. Сквозь внешне еще толстовское, эпически-художественное повествование уже грубо врывается насмешка над глубоким и высочайшим сердечным трудом отшельников и святых монахов (творя умную молитву, о. Сергий смотрит на кончик своего носа...).

Старец все твердит о послушании... И, во имя послушания, делает духовно немыслимую вещь: отправляет не смирившего своей гордости о. Сергия в пещеру. Это такая несообразность, которую не знаешь, как объяснить в толстовском творчестве. Затворничество не наказание, оно есть высший образ монашеской жизни, к которому допускают только монахов, прошедших весь искус общежительного монастыря, то есть духовно зрелых.

Все моменты церковной и келейной молитвы о. Сергия представлены в виде скучного и нудного, бессодержательного йогического самопринуждения. Но можно сказать достоверно, что без опытного молитвенного познания благодати Божьей (утешения духовного - Духа Утешителя, освобождающего монаха от власти всех земных радостей) такой искренний человек, как о. Сергий, не мог бы прожить и года в монастырской обстановке, рассчитанной на постоянное живое молитвенное пребывание человека с Богом.

Толстой сообщает, что известие о смерти матери и о выходе замуж невесты о. Сергий принял в монастыре равнодушно. "Все внимание, все интересы его были сосредоточены на своей внутренней жизни..." Чрез полстраницы Толстой пишет о состоянии о. Сергия в церкви, в котором раскрывается вся его внутренняя жизнь: "Отец Сергий стоял на обычном своем месте и молился, то есть находился в том состоянии борьбы, в котором он всегда находился во время служб... Борьба состояла в том, что его раздражали посетители, господа, особенно дамы... Он старался, выдвинув как бы шоры своему вниманию, не видеть ничего, кроме блеска свечей... и не испытывать никакого другого чувства, кроме того самозабвения в сознании исполнения должного, которое он испытывал всегда, слушая и повторяя вперед столько раз слышанные молитвы". Невозможно понять, как при такой "внутренней жизни" о. Сергий забыл свою мать. Ради чего?

Сколь мало Толстой знал даже внешнюю жизнь Церкви и как мало он счел нужным ознакомиться с ней, хотя бы для своего монашеского рассказа, - это видно из того, что он смешивает два совершенно разных понятия: монашеский постриг и священническое рукоположение. Одно от другого нисколько не зависит и в монастыре бывает на расстоянии большого промежутка времени; но совершать литургию, как известно, может только священник. Толстой же пишет об о. Сергии: "В конце третьего года он был пострижен в иеромонахи (?) с именем Сергия. Пострижение было важным внутренним событием для Сергия. Он и прежде испытывал великое утешение и подъем духовный, когда причащался; теперь же, когда ему случалось служить самому, совершение проскомидии приводило его в восторженное, умиленное состояние..." Особо восторженное состояние о. Сергия при совершении именно проскомидии нам представляется плодом непонимания Толстым описываемого им предмета.

Внутренне плохо скрываемое раздражение против всего церковного уклада (главного мучителя и поработителя о. Сергия) у Толстого переходит уже в открытое кощунство, когда он начинает описывать опыт старчества у лица, духовно не существующего, каким является его старец отец Сергий. Кощунство, конечно, в том, что от о. Сергия начинают изливаться на людей чудеса. О. Сергий упитывает свое чрево, изощряет свое тщеславие, а прикасающиеся к нему слепые прозревают, хромые ходят... Толстой глубоко презирает тех убогих и блаженных странников, которые ходят по монастырям, ищут исцеления и святости... Но в идеалах этих странников скрыта святыня души народной.

"Странницы, всегда ходящие от святого места к святому месту, от старца к старцу, и всегда умиляющиеся пред всякой святыней и всяким старцем" - что может быть отраднее этих обликов, вечно умиленных, вечно благословляющих, никому не вредящих; однако Толстой характеризует их сейчас же словами беспредметной злобы: "Отец Сергий знал этот обычный, самый нерелигиозный, холодный, условный тип". Все тянущиеся к старчеству у Толстого: "отставные солдаты, отбившиеся от оседлой жизни, бедствующие и большей частью запивающие старики, шляющиеся из монастыря в монастырь..."

О. Сергий, конечно, был не монахом, не священником, не старцем - он был во все свои ответственные минуты Львом Николаевичем Толстым, не имеющим общения с Живым Богом, изнемогающим в бесплодной борьбе с самим собою и предпринимающим все свои религиозные решения на основании либо человеческой страсти, либо отвлеченных размышлений.

Конец рассказа до конца разоблачает иночество о. Сергия... Как Толстой мог каяться только пред собою и пред людьми, так поступает и о. Сергий, никогда и ни в чем не каявшийся Богу, хотя и одевшийся в одежду иноческого покаянного подвига.

Завершивши свой страшный духовный грех - грех внутреннего безбожия и непрестанной многолетней хулы на Духа Святого (в обмане верующих) - плотским грехом, о. Сергий сбрасывает с себя иноческую одежду, убегает из скита в поле, где в первый раз является ему во сне вестник (не существующего для него мира!) - ангел и велит идти к одной дальней родственнице, пред которой бывший о. Сергий кается в своих грехах и смиряется ниже пепла. О покаянии пред Христом ни слова. Воскресение происходит без Христа, как без Него шла и вся жизнь. Но как жизнь без Христа была у о. Сергия ложью, то и воскресение без Христа есть неправда.

Будьте в курсе предстоящих событий и новостей!

Присоединяйтесь к группе - Добринский храм

Лев Толстой

Отец Сергий

В Петербурге в сороковых годах случилось удивившее всех событие: красавец, князь, командир лейб-эскадрона кирасирского полка, которому все предсказывали и флигель-адъютантство и блестящую карьеру при императоре Николае I, за месяц до свадьбы с красавицей фрейлиной, пользовавшейся особой милостью императрицы, подал в отставку, разорвал свою связь с невестой, отдал небольшое имение свое сестре и уехал в монастырь, с намерением поступить в него монахом. Событие казалось необыкновенным и необъяснимым для людей, не знавших внутренних причин его; для самого же князя Степана Касатского все это сделалось так естественно, что он не мог и представить себе, как бы он мог поступить иначе.

Отец Степана Касатского, отставной полковник гвардии, умер, когда сыну было двенадцать лет. Как ни жаль было матери отдавать сына из дома, она не решилась не исполнить воли покойного мужа, который в случае своей смерти завещал не держать сына дома, а отдать в корпус, и отдала его в корпус. Сама же вдова с дочерью Варварой переехала в Петербург, чтобы жить там же, где сын, и брать его на праздники.

Мальчик выдавался блестящими способностями и огромным самолюбием, вследствие чего он был первым и по наукам, в особенности по математике, к которой он имел особенное пристрастие, и по фронту и верховой езде. Несмотря на свой выше обыкновенного рост, он был красив и ловок. Кроме того, и по поведению он был бы образцовым кадетом, если бы не его вспыльчивость. Он не пил, не распутничал и был замечательно правдив. Одно, что мешало ему быть образцовым, были находившие на него вспышки гнева, во время которых он совершенно терял самообладание и делался зверем. Один раз он чуть не выкинул из окна кадета, начавшего трунить над его коллекцией минералов. Другой раз он чуть было не погиб: целым блюдом котлет пустил в эконома, бросился на офицера и, говорят, ударил его за то, что тот отрекся от своих слов и прямо в лицо солгал. Его наверно бы разжаловали в солдаты, если бы директор корпуса не скрыл все дело и не выгнал эконома.

Восемнадцати лет он был выпущен офицером в гвардейский аристократический полк. Император Николай Павлович знал его еще в корпусе и отличал его и после в полку, так что ему пророчили флигель-адъютантство. И Касатский сильно желал этого не только из честолюбия, но, главное, потому, что еще со времен корпуса страстно, именно страстно, любил Николая Павловича. Всякий приезд Николая Павловича в корпус, - а он часто езжал к ним, - когда входила бодрым шагом эта высокая, с выпяченной грудью, горбатым носом над усами и с подрезанными бакенбардами, фигура в военном сюртуке и могучим голосом здоровалась с кадетами, Касатский испытывал восторг влюбленного, такой же, какой он испытывал после, когда встречал предмет любви. Только влюбленный восторг к Николаю Павловичу был сильнее: хотелось показать ему свою беспредельную преданность, пожертвовать чем-нибудь, всем собой ему. И Николай Павлович знал, что возбуждает этот восторг, и умышленно вызывал его. Он играл с кадетами, окружал себя ими, то ребячески просто, то дружески, то торжественно-величественно обращаясь с ними. После последней истории Касатского с офицером Николай Павлович ничего не сказал Касатскому, но, когда тот близко подошел к нему, он театрально отстранил его и, нахмурившись, погрозил пальцем и потом, уезжая, сказал:

Знайте, что все мне известно, но некоторые вещи я не хочу знать. Но они здесь.

Он показал на сердце.

Когда же выпущенные кадеты являлись ему, он уже не поминал об этом, сказал, как всегда, что они все могут прямо обращаться к нему, чтоб они верно служили ему и отечеству, а он всегда останется их первым другом. Все, как всегда, были тронуты, а Касатский, помня прошедшее, плакал слезами и дал обет служить любимому царю всеми своими силами.

Когда Касатский вышел в полк, мать его переехала с дочерью сначала в Москву, а потом в деревню. Касатский отдал сестре половину состояния, и то, что оставалось у него, было только достаточно для того, чтобы содержать себя в том роскошном полку, в котором он служил.

С внешней стороны Касатский казался самым обыкновенным молодым блестящим гвардейцем, делающим карьеру, но внутри его шла сложная и напряженная забота. Работа с самого его детства шла, по-видимому, самая разнообразная, но, в сущности, все одна и та же, состоящая в том, чтобы во всех делах, представлявшихся ему на пути, достигать совершенства и успеха, вызывающего похвалы и удивление людей. Было ли это ученье, науки, он брался за них и работал до тех пор, пока его хвалили и ставили в пример другим. Добившись одного, он брался за другое. Так он добился первого места по наукам, так он, еще будучи в корпусе, заметив раз за собой неловкость в разговоре по-французски, добился до того, чтобы овладеть французским, как русским; так он потом, занявшись шахматами, добился того, что, еще будучи в корпусе, стал отлично играть.

Кроме общего призвания жизни, которое состояло в служении царю и отечеству, у него всегда была поставлена какая-нибудь цель, и как бы ничтожна она ни была, он отдавался ей весь и жил только для нее до тех пор, пока по достигал ее. Но как только он достигал назначенной цели, так другая тотчас же вырастала в его сознании и сменяла прежнюю. Это-то стремление отличиться, и для того, чтобы отличиться, достигнуть поставленной цели, наполняло его жизнь. Так, по выходе в офицеры, он задался целью наивозможнейшего совершенства в знании службы и очень скоро стал образцовым офицером, хотя и опять с тем недостатком неудержимой вспыльчивости, которая и на службе вовлекла его в дурные и вредные для успеха поступки. Потом, почувствовав раз в светском разговоре свой недостаток общего образования, задался мыслью пополнить его и засел за книги, и добился того, чего хотел. Потом он задался мыслью достигнуть блестящего положения в высшем светском обществе, выучился отлично танцевать и очень скоро достиг того, что был зван на все великосветские балы и на некоторые вечера. Но это положение не удовлетворяло его. Он привык быть первым, а в этом деле он далеко не был им.

В произведении "Отец Сергий" Лев Николаевич описывает практически целиком жизненный путь человека. Произведение относительно небольшое: в большинстве мест черты происходящего описываются очень крупными и скупыми мазками, в некоторых местах повествование становится более тонким и детализированным. Но в целом виден замысел - проследить духовный поиск героя "от и до". И это, особенно в исполнении гениального писателя и философа-гуманиста, ищущего смысл жизни, необычайно интересно.

Но по прочтении остается некоторое недоумение: зачем, к чему все это и что из этого можно вынести в качестве духовного урока? Это привело к некоторой задумчивости, которая, в свою очередь, привела к определенному анализу и соответствующим выводам. Мне кажется, что темы, поднятые Толстым, необычайно важны для каждого ищущего духовной жизни, поэтому мои сомнения по поводу поисков главного героя и соответствующие комментарии могут дополнить понимание произведения. Я знаю, что Лев Николаевич не будет против такого диалога с ним, поскольку в любом случае это направлено на поиск духовных путей в жизни.

Но, если Вы не читали "отца Сергия", то перед дальнейшим чтением лучше прочитать это небольшое произведение, чтобы иметь самостоятельное мнение и лишь затем сравнить его с моим.

Я постараюсь проследить путь князя Степана Касатского в духовной сфере через гомеопатическую терминологию. Эта область знания мне сейчас наиболее интересна, причем уже не в виде излечения болезней, а в виде поиска и описания возможных путей духовного развития: своего рода "гомеопатический смысл жизни и путь". Это один из возможных инструментов, могут быть другие, но этот мне сподручнее.

Первый возникающий вопрос это: какие элементы были изначально представлены в князе Касатском? Толстой достаточно укрупненно описывает его характер, но основной, постоянно подчеркиваемой чертой является стремление к совершенству, желание достигать наилучших результатов в каждой области, быть первым. Здесь нужно провести дифференциацию между рядами Серебра и Железа. Было ли ли у Касатского желание первенства желанием быть оригинальным, отличным от других, особенным, что было бы характерно для Серебра? Нет. Скорее он стремился достичь рутинного совершенства: совершенно знать службу, совершенно владеть французским, совершенно танцевать и т.д. и т.п. Т.е. это ряд Железа, а именно Арсен (Мышьяк). И этот элемент множественно подтверждается по мере повествования.

Другими элементами, на которые дается указание, определяется его вспыльчивость. Это какие-то элементы типа Углерода или Азота, описание скупое, нет возможности определить более точно. Из последующих описаний также выявляется очень сильно представленный Кислород. Интересно, что поучающий его старец описывает эту черту как похоть, которая может представляться в виде жадности и/или блуда. Т.е. эти качества соединены старцем в одно, также как они представлены и одним элементом - Кислородом.

Еще одно из описываемых качеств - это "грех осуждения". В данном случае он фактически сопутствует Арсену, поскольку определяется соседним с ним элементом - Германием: для человека, который все стремиться сделать идеальным образом, тяжело смиренно относиться к чужим отступлениям от правил и ляпам.

Вот как бы и все, что явно описано в герое и задействовано в развитии событий. На самом деле, не очень интересный герой в смысле "пообщаться" с ним, но он более интересен и поучителен жизненными перипетиями, через которые его пропускает Лев Николаевич.

Итак, мотор!

Чем занят герой в духовной плоскости до момента первого слома? Он шлифует и упрочняет свой Арсен. Идеальный кадет, идеальный офицер, идеальная невеста, идеальные перспективы и т.п. Как бы ничего более и ничего интересного, т.к. Арсен и так уже ярко выражен.

Из-за чего происходит первый слом? Именно из-за переразвитого Арсена: слишком жесткие и "правильные" конструкции треснули и рассыпались при внутреннем противоречии (невеста оказалась любовницей царя). Если бы были развиты другие элементы, то "конструкция" могла бы быть более пластичной, произошло бы переключение на другие "струны" восприятия, и потрясение бы демпфировалось. Тем более, что Толстой в повествовании указывает, что у его невесты все в дальнейшем прекрасно сложилось с другим мужем. Но, Ordnung muss sein, и все совершенно рассыпалось для представителя переразвитого и перевыраженного Арсена.

Что же происходит в духовном плане после ухода в монастырь? А ничего не происходит. Шлифуется все тот же Арсен, находя удовлетворение в безупречном следовании монастырской службе и уставам. И здесь важно видеть, что произошло достаточно катастрофическое изменение социальных реалий, но духовного изменения нет никакого. Просто произошла замена старых шаблонов, которые вступили во внутреннее противоречие, новыми, пока еще не противоречивыми. Отдельно замечу, что кроме монастырского устава для героя имеет большое значение следование указаниям старца.

Но, правда, добавляется еще борьба со своими "струнами", которые по "новому" набору правил являются "не совершенными" и греховными: это грех осуждения и грех блуда, элементы Германий и Кислород соответственно. И если с первым грехом герой боролся "зашориванием", т.е. он старался не видеть объектов, вызывающих его осуждение, то со вторым все оказалось не так просто. Упоминается еще и гордыня, но это может быть и проявлением "концерядовости" в Железе или тот же развитый Углерод.

Следующее действие на пути борьбы с собственным НЕСОВЕРШЕНСТВОМ - уход от явных соблазнов, отшельничество и многолетняя борьба с блудливыми наваждениями. При этом все более и более затягиваются строгостью выполнение аскетических правил и традиций.

И здесь мое пространное замечание по этому поводу. Я не вижу никакого смысла борьбы со струнами Углерода в такой форме. Да, действительно, христианское учение подразумевает такую духовную трансформацию, при которой струны ряда Углерода перестают "звучать". Таким образом, струна Кислорода в виде похоти, жадности и блуда никак присутствовать не может.

Но здесь есть некоторая путаница причины со следствием. Действительно, все видят, что выдающиеся в духовном плане христианские подвижники такой струны не имели. Отсюда делается вывод, что для достижения высоких духовных ориентиров необходимо с этой струной всячески бороться. Но здесь перевернута причина и следствие. А правильный порядок вот какой: при наличии высоких духовных реализаций энергетика элементов ряда Углерода перестает быть сколь-нибудь значимой и сама уходит. С ней не нужно специально бороться, но и способствовать ей не стоит.

Кроме этого, я замечу, что в энергетическом плане то, с чем активно борются, т.е. "накачивают" энергией - становится сильнее. Таким образом от "борьбы" струна Кислорода никуда не денется, а станет еще сильнее. В этом смысле ДЕСЯТИЛЕТИЯ, потраченные отцом Сергием (уже он стал "отцом") на борьбу с блудом, вызывают противоречивое отношение. В гомеопатическом плане эту часть истории можно прокомментировать как итоговое УСИЛЕНИЕ струны Кислорода до уровня СМ вместо желаемого уменьшения. И здесь я замечу, что слишком глубокое переживание (уровень СМ и выше) перестает ощущаться, оно уходит в слишком глубокие слои. Как будто его и нет. Но на самом деле оно есть и при любой провокации становится взрывоопасным.

Подтверждением этого - эпизод с отрубленным пальцем. Нельзя сказать, что "святой", находящийся в гармонии с собой и миром, найдет единственным решением членовредительство для того, чтобы противостоять соблазну банально игривой женщины. Фактически, это как раз подтверждение его предельной "негармоничности" и опять возникшего противоречия между реальной собственной струной и другой, стремящейся к совершенству в следовании правилам и предписаниям. Т.е. отшельничество и аскеза не привели к какому-то духовному прорыву, а выразились в усилившейся борьбе между собственными имеющимися качествами. Вряд ли можно ожидать появления каких-то высоких струн, если распалена такой силы борьба между низкими.

Что можно было бы предложить в качестве альтернативы? Не бороться. Исследовать, видеть, принимать это свое качество. Даже уважать его. Но видеть свой путь и видеть несоответствие этого качества этому пути. Стараться обойтись без блуда, но если же блуд одолевает, то не бороться, а попустить ему и проанализировать, а что он дал в итоге? Если действительно есть опыт высоких состояний, то такое снижение "планки" до активизации уровня ряда Углерода даст неприятное итоговое ощущение и отрицательный опыт. Рано или поздно накопление такого опыта плюс понимание ненужности таких энергетик приведут к ослаблению и исчезновению струны Кислорода. Если же "блудливые" реализации дают только положительный опыт и ощущения, то стоит задуматься, а верная ли выбрана дорога?

Но для отца Сергия все продолжается сдерживанием себя и борьбой и заканчивается очередным сломом. Отец Сергий не сдерживается и насильничает приведенную к нему на лечение молодую идиотку. Т.е. действительно, Кислород никуда не делся, а только усилился и стал совершенно взрывоопасен при любой провокации. При этом нужно говорить о его огромных силах и потенциях, поскольку они преодолели огромное сопротивление волей и разумом. Так в чем же была духовная работа и где ее результаты?

И здесь стоит отметить, что из такой начальной позиции "центр ряда Углерода + конец ряда Железа" нет очевидного выхода в христианскую духовную трансформацию. Христианство имеет два уровня, один из них "низкий" уровень, основанный на качествах ряда Кремния и, в качестве апогея, на качестве Муриатики (Хлора) с ее любовью-самопожертвованием-отречением. "Высокий" уровень христианства предполагает светлые качества конца ряда Лантаноидов с отказом-отречением от себя самого с апогеем в элементе Тулия. При этом Тулий может являться трансформационным элементом в ряд Урана - мистического уровня христианства.

И тут как бы видно, что ни одно из "начальных" условий не соответствует переходу к христианскому пути духовного развития. При этом отец Сергий делает огромные усилия для прорыва имеющимися у него средствами. Т.е. он напрягает до бесконечности Арсен безупречностью выполнения христианских "правил" и подавляет в себе Кислород. Но в итоге лишь усиливается Арсен и усиливается Кислород. И где же трансформация и развитие?

Трансформация появляется на сломе после инцидента с молодой болезной идиоткой. Опять полный раскол "шаблона" с суицидальными намерениями. Но перед суицидом во сне является ангел и дает четвертую "роковую" женщину в качестве дальнейшего духовного ориентира. Это Пашенька, и к ней нужно идти, чтобы получить дальнейшие духовные откровения.

И в этом смысле Пашенька является еще одной прописанной в духовном плане фигурой в произведении. Что она из себя представляет? Неудачницу, неумеху и терпилу более-менее во всем. Неумеха в детстве (над ней издевались), неудачно вышла замуж (муж бил, пил, промотал ее имение), сын умер, дочь неудачно вышла замуж и т.д. и т.п. Соответствующее социальное положение, соответствующая обстановка и т.п. Что же это такое в смысле элементов и чему нужно у нее учиться?

Неудачница и растяпа в социальном плане соответствует начальным элементам ряда Железа, предположительно, Кальций. Как бы ничего интересного для представителя конца ряда Железа. Но у нее присутствуют элементы ряда Кремния. Она боится ссор, споров агрессии, старается все улаживать. Это Магний, элемент начала ряда Кремния. Обычно Магний понимается как стремление, но неразвитость способности к личностному общению, поэтому отсутствие соответствующих навыков компенсируется агрессией и скандалами. Но у него есть и оборотная сторона в виде постоянной "жертвы", пребывающей в страхе перед любыми ссорами и скандалами. Кроме того, вероятно, присутствует Муриатика, поскольку она жертва постоянной "жертвенной любви" - всех на себе тащит, оправдывает, заботится, подставляется и т.п. В современных реалиях такой тип состояний часто встречается у женщин, тянущих мужа-алкоголика.

И вот эти черты - пассивный Магний и Муриатика - уже являются составляющими христианской энергетики. И отца Сергия, а ныне Степана, "пробивает" на понимание того, что он безуспешно пытался понять и развить, бесконечно напрягая не соответствующую этому пониманию струну. Фактически для него в первый раз осуществляется духовная трансформация и он переходит к отработке начал ряда Кремния. Далее Толстой дает достаточно схематическое укрупненное описание: самоотречение, бродяжничество, ссылка в Сибирь, работа на огороде у богатого мужика, уход за больными.

В целом, произведение оставляет весьма неоднозначное впечатление и заставляет задуматься о том, что вот прожита жизнь. Необычно. Драматически. Слишком много сил было потрачено "впустую". Были ли другие варианты?

Как-то становится не по себе от того, что целая духовная система, включая старцев-наставников, монастырских властей, жития, писания и т.п. вели человека явно не тем путем, т.е. не к истине и духовной трансформации, а к многолетней бесплодной и даже вредной работе. Которая закончилась полным крахом, а как иначе назвать ситуацию, когда "святой" старец снасильничал умственно болезную и сбежал? Могли ли быть среди его наставников такие, кто отдавал себе отчет в том, что они делают и насколько деятельность "отца" соответствует его духовному развитию?

Неужели нужно было предсуицидальное состояние и полный социальный и нравственный крах, чтобы увидеть, что необходимой опыт можно взять у каждой четвертой женщины в России? А где же были наставники?

1. Наиболее естественным является путь, когда молодой офицер справляется с "разрывом шаблона" и получает прекрасную покаявшуюся жену (что она и пыталась сделать), кроме этого высокие должности и чины. В этих условиях его переразвитый Арсен естественно превратился бы в чувство ответственности и дал бы развитие элементам ряда Золота со всеми вытекающими блестящими последствиями. Остальные его качества на этом пути были бы только подспорьем. Это было бы замечательным духовным развитием.

2. Молодой человек не справляется с разрывом шаблона и становится "бунтарем", т.е. совершает скачок из переразвитого конца ряда Железа в ряд Серебра. Это был бы реальный и возможный скачок в духовном развитии. Этакий Чацкий. При этом ряд Серебра очень комплиментарен с рядом Кремния, т.е. развитие элементов ряда Серебра вызвало бы и развитие элементов ряда Кремния.

В целом, если говорить даже о христианстве, то путь через Серебро кажется более предпочтительным и "правильным". После невероятного усердия в следовании правилам (Железо) наступает перелом в эпоху нарушения правил (Серебро) - это естественное направление духовного движения. После эпохи нарушения правил и попытки уникальности и отличия от всех, наступает эпоха поиска того, кто ты есть на самом деле (Лантаноиды) - это также естественное направление развития духовности. В конце ряда Лантаноидов можно уже найти "высокое" христианство и достичь возможности мистической трансформации.

Но можно идти и через отработку кармы "Пашеньки". Возможно. Но для князя и блестящего офицера это кажется некоторым зигзагом и оставляет в недоумении.

Отец Сергий

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке http://tolstoyleo.ru/ Приятного чтения! Отец Сергий. Лев Николаевич Толстой I В Петербурге в сороковых годах случилось удивившее всех событие: красавец, князь, командир лейб-эскадрона кирасирского полка, которому все предсказывали и флигель-адъютантство и блестящую карьеру при императоре Николае I, за месяц до свадьбы с красавицей фрейлиной, пользовавшейся особой милостью императрицы, подал в отставку, разорвал свою связь с невестой, отдал небольшое имение свое сестре и уехал в монастырь, с намерением поступить в него монахом. Событие казалось необыкновенным и необъяснимым для людей, не знавших внутренних причин его; для самого же князя Степана Касатского все это сделалось так естественно, что он не мог и представить себе, как бы он мог поступить иначе. Отец Степана Касатского, отставной полковник гвардии, умер, когда сыну было двенадцать лет. Как ни жаль было матери отдавать сына из дома, она не решилась не исполнить воли покойного мужа, который в случае своей смерти завещал не держать сына дома, а отдать в корпус, и отдала его в корпус. Сама же вдова с дочерью Варварой переехала в Петербург, чтобы жить там же, где сын, и брать его на праздники. Мальчик выдавался блестящими способностями и огромным самолюбием, вследствие чего он был первым и по наукам, в особенности по математике, к которой он имел особенное пристрастие, и по фронту и верховой езде. Несмотря на свой выше обыкновенного рост, он был красив и ловок. Кроме того, и по поведению он был бы образцовым кадетом, если бы не его вспыльчивость. Он не пил, не распутничал и был замечательно правдив. Одно, что мешало ему быть образцовым, были находившие на него вспышки гнева, во время которых он совершенно терял самообладание и делался зверем. Один раз он чуть не выкинул из окна кадета, начавшего трунить над его коллекцией минералов. Другой раз он чуть было не погиб: целым блюдом котлет пустил в эконома, бросился на офицера и, говорят, ударил его за то, что тот отрекся от своих слов и прямо в лицо солгал. Его наверно бы разжаловали в солдаты, если бы директор корпуса не скрыл все дело и не выгнал эконома. Восемнадцати лет он был выпущен офицером в гвардейский аристократический полк. Император Николай Павлович знал его еще в корпусе и отличал его и после в полку, так что ему пророчили флигель-адъютантство. И Касатский сильно желал этого не только из честолюбия, но, главное, потому, что еще со времен корпуса страстно, именно страстно, любил Николая Павловича. Всякий приезд Николая Павловича в корпус, - а он часто езжал к ним, - когда входила бодрым шагом эта высокая, с выпяченной грудью, горбатым носом над усами и с подрезанными бакенбардами, фигура в военном сюртуке и могучим голосом здоровалась с кадетами, Касатский испытывал восторг влюбленного, такой же, какой он испытывал после, когда встречал предмет любви. Только влюбленный восторг к Николаю Павловичу был сильнее: хотелось показать ему свою беспредельную преданность, пожертвовать чем-нибудь, всем собой ему. И Николай Павлович знал, что возбуждает этот восторг, и умышленно вызывал его. Он играл с кадетами, окружал себя ими, то ребячески просто, то дружески, то торжественно-величественно обращаясь с ними. После последней истории Касатского с офицером Николай Павлович ничего не сказал Касатскому, но, когда тот близко подошел к нему, он театрально отстранил его и, нахмурившись, погрозил пальцем и потом, уезжая, сказал: - Знайте, что все мне известно, но некоторые вещи я не хочу знать. Но они здесь. Он показал на сердце. Когда же выпущенные кадеты являлись ему, он уже не поминал об этом, сказал, как всегда, что они все могут прямо обращаться к нему, чтоб они верно служили ему и отечеству, а он всегда останется их первым другом. Все, как всегда, были тронуты, а Касатский, помня прошедшее, плакал слезами и дал обет служить любимому царю всеми своими силами. Когда Касатский вышел в полк, мать его переехала с дочерью сначала в Москву, а потом в деревню. Касатский отдал сестре половину состояния, и то, что оставалось у него, было только достаточно для того, чтобы содержать себя в том роскошном полку, в котором он служил. С внешней стороны Касатский казался самым обыкновенным молодым блестящим гвардейцем, делающим карьеру, но внутри его шла сложная и напряженная забота. Работа с самого его детства шла, по-видимому, самая разнообразная, но, в сущности, все одна и та же, состоящая в том, чтобы во всех делах, представлявшихся ему на пути, достигать совершенства и успеха, вызывающего похвалы и удивление людей. Было ли это ученье, науки, он брался за них и работал до тех пор, пока его хвалили и ставили в пример другим. Добившись одного, он брался за другое. Так он добился первого места по наукам, так он, еще будучи в корпусе, заметив раз за собой неловкость в разговоре по-французски, добился до того, чтобы овладеть французским, как русским; так он потом, занявшись шахматами, добился того, что, еще будучи в корпусе, стал отлично играть. Кроме общего призвания жизни, которое состояло в служении царю и отечеству, у него всегда была поставлена какая-нибудь цель, и как бы ничтожна она ни была, он отдавался ей весь и жил только для нее до тех пор, пока по достигал ее. Но как только он достигал назначенной цели, так другая тотчас же вырастала в его сознании и сменяла прежнюю. Это-то стремление отличиться, и для того, чтобы отличиться, достигнуть поставленной цели, наполняло его жизнь. Так, по выходе в офицеры, он задался целью наивозможнейшего совершенства в знании службы и очень скоро стал образцовым офицером, хотя и опять с тем недостатком неудержимой вспыльчивости, которая и на службе вовлекла его в дурные и вредные для успеха поступки. Потом, почувствовав раз в светском разговоре свой недостаток общего образования, задался мыслью пополнить его и засел за книги, и добился того, чего хотел. Потом он задался мыслью достигнуть блестящего положения в высшем светском обществе, выучился отлично танцевать и очень скоро достиг того, что был зван на все великосветские балы и на некоторые вечера. Но это положение не удовлетворяло его. Он привык быть первым, а в этом деле он далеко не был им. Высшее общество тогда состояло, да, я думаю, всегда и везде состоит из четырех сортов людей: из 1) людей богатых и придворных; из 2) небогатых людей, но родившихся и выросших при дворе; 3) из богатых людей, подделывающихся к придворным, и 4) из небогатых и непридворных людей, подделывающихся к первым и вторым. Касатский не принадлежал к первым, Касатский был охотно принимаем в последние два круга. Даже вступая в свет, он задал себе целью связь с женщиной света - и неожиданно для себя скоро достиг этого. Но очень скоро он увидал, что те круги, в которых он вращался, были круги низшие, а что были высшие круги, и что в этих высших придворных кругах, хотя его и принимали, он был чужой; с ним были учтивы, но все обращение показывало, что есть свои и он не свой. И Касатский захотел быть там своим. Для этого надо было быть или флигель-адъютантом, - и он дожидался этого, - или жениться в этом кругу. И он решил, что сделает это. И он избрал девушку, красавицу, придворную, не только свою в том обществе, в которое он хотел вступить, но такую, с которой старались сближаться все самые высоко и твердо поставленные в высшем кругу люди. Это была графиня Короткова. Касатский не для одной карьеры стал ухаживать за Коротковой, она была необыкновенно привлекательна, и он скоро влюбился в нее. Сначала она была особенно холодна к нему, но потом вдруг все изменилось, и она стала ласкова, и ее мать особенно усиленно приглашала его к себе. Касатский сделал предложение и был принят. Он был удивлен легкостью, с которой он достиг такого счастья, и чем-то особенным, странным в обращении и матери и дочери. Он был очень влюблен, и ослеплен, и потому не заметил того, что знали почти все в городе, что его невеста была за год тому назад любовницей Николая Павловича. II За две недели до назначенного дня свадьбы Касатский сидел в Царском Селе на даче у своей невесты. Был жаркий майский день. Жених с невестой походили по саду и сели на лавочке в тенистой липовой аллее. Мэри была особенно хороша в белом кисейном платье. Она казалась олицетворением невинности и любви. Она сидела, то опустив голову, то взглядывая на огромного красавца, который с особенной нежностью и осторожностью говорил с ней, каждым своим жестом, словом боясь оскорбить, осквернить ангельскую чистоту невесты. Касатский принадлежал к тем людям сороковых годов, которых уже нет нынче, к людям, которые, сознательно допуская для себя и внутренне не осуждая нечистоту в половом отношении, требовали от жены идеальной, небесной чистоты, и эту самую небесную чистоту признавали в каждой девушке своего круга и так относились к ним. В таком взгляде было много неверного и вредного в той распущенности, которую позволяли себе мужчины, но по отношению женщин такой взгляд, резко отличающийся от взгляда теперешних молодых людей, видящих в каждой девушке ищущую себе дружку самку, - такой взгляд был, я думаю, полезен. Девушки, видя такое боготворение, старались и быть более или менее богинями. Такого взгляда на женщин держался и Касатский и так смотрел на свою невесту. Он был особенно влюблен в этот день и не испытывал ни малейшей чувственности к невесте, напротив, с умилением смотрел на нее, как на нечто недосягаемое. Он встал во весь свой большой, рост и стал перед нею, опершись обеими руками на саблю. - Я только теперь узнал все то счастье, которое может испытать человек. И это вы, это ты, - сказал он, робко улыбаясь, - дала мне это! Он был в том периоде, когда «ты» еще не сделалось привычно, и ему, смотря нравственно снизу вверх на нее, страшно было говорить «ты» этому ангелу. - Я себя узнал: благодаря… тебе, узнал, что я лучше, чем я думал. - Я давно это знаю. Я за то-то и полюбила вас… Соловей защелкал вблизи, свежая листва зашевелилась от набежавшего ветерка. Он взял ее руку и поцеловал ее, и слезы выступили ему на глаза. Она поняла, что он благодарит ее за то, что она сказала, что полюбила его. Он прошелся, помолчал, потом подошел, сел. - Вы знаете, ты знаешь, ну, все равно. Я сблизился с тобой не бескорыстно, я хотел установить